Атлантида

Рене был взволнован не меньше самой рассказчицы; он читал на лице волновавшие ее чувства и восторгался наивной чистотой ее души. «Какой странный каприз судьбы! — думалось ему. — Создать этот перл красоты, способный восхищать самые черствые сердца, достойный божественного поклонения, для того только, чтобы скрыть его в глубине морей!

И что за существование ведет она! Вечно одна, в обществе старика, способного говорить только о серьезных и важных материях, бедное дитя не имеет понятия ни о веселой шутке, ни о молодости, а между тем ей необходимы и радость, и солнечный свет, и общество подходящих для нее сверстниц. О, если бы я мог познакомить ее с матерью и Еленой! — продолжал думать Рене. — Какое бы это было счастье! Но как это устроить?

Патрис, без сомнения, явится сюда, но он, как мужчина, не сумеет окружить Атлантис теплотой и лаской, в которых она так нуждается!»

Слова любви и участия невольно просились на язык Рене, но боязнь оскорбить этим Харикла, а, может быть, и саму молодую девушку, заставляла его молчать.

Он решился только отвлечь ее от печальных мыслей и посредством искусно поставленных вопросов направить воображение на более веселые темы. Атлантис вскоре очнулась от своей задумчивости и, отвечая на вопросы молодого человека, постепенно рассказала ему всю историю их подводной жизни, где человеческое искусство вполне заменило природу, удовлетворяя всем требованиям людей. Она рассказала также, что предание о происхождении Атлантиды и о постигшей ее участи передавалось как святыня из уст в уста и таким образом сохранилось во всей первоначальной чистоте. Припомнила она и свое детство, когда ужасная непонятная эпидемия разразилась над атлантами, оставив в живых только двоих: Харикла и ее. Рене слушал внимательно, не давая молодой девушке долго останавливаться на мрачных страницах этой истории и стараясь подчеркивать веселые и счастливые события. Его остроумные замечания не раз вызывали улыбку на строгих устах красавицы, для которой постепенно открывался новый мир чувств и мыслей.

Рене пользовался каждым удобным случаем, чтобы сообщить Атлантис какие-либо сведения о современной жизни о ее дурных и светлых сторонах, касаясь, по возможности, самых разнообразных вопросов: от мод до политики и так далее. Вместе с тем, он старался выучить ее французскому языку и с удовольствием замечал, что его прелестная ученица обладала недюжинными способностями, умом тонким и впечатлительным.

«Какие чудеса оказало бы на нее влияние матушки И Елены! — думал Рене. — Она схватывает все на лету и в короткий срок обратится в современную развитую девушку. Прежде мне казалось, что было бы преступлением одеть ее в парижский костюм, но это не более, как предрассудок. В какую-нибудь неделю она вполне освоится с этим костюмом и придаст ему особую прелесть благодаря своей жизни и красоте. Красота платья зависит от того, кто его носит, следовательно, на Атлантис все будет превосходно!»

Молодые люди проводили вместе целые часы, которые всегда казались им слишком короткими. Они улетали воображением то в область древнего античного мира, то возвращались к современной действительности, которая сулила им целый океан блаженства!

Между тем, во время рассказа дочери, Харикл снова впал в бесчувственное состояние. Сперва он слушал внимательно, но вскоре глаза его закрылись, а грудь начала тяжело подыматься от прерывистого дыхания. Атлантис не понимала опасности положения отца, но Рене сознавал, что надежды на его выздоровление оставалось очень мало. Тем не менее он испробовал все известные ему медицинские средства, чтобы оживить больного: он влил ему в рот несколько капель эликсира, растирал его холодеющее тело, но все эти усилия были напрасны: старик проявлял только слабые признаки нетерпения и желание, чтобы его оставили в покое. Временами, впрочем, по его неподвижному лицу пробегала какая-то тень, сообщавшая ему выражение озабоченности и, может быть, сожаления о покидаемом им мире, от которого он добровольно отказался. Трудно понять, что выражает лицо умирающего в его последние минуты!

Атлантис и Рене сидели у изголовья больного, следя за каждым его вздохом. Волнение вызвало на щеках красавицы яркий румянец, который делал ее еще очаровательнее, так что Рене не мог оторвать от нее восхищенных глаз.

— Я не могу понять, — невольно вырвалось у него, — как такой роскошный цветок мог распуститься без солнечных лучей…

— Простите, — тотчас добавил он, видя, что румянец еще сильнее заиграл на лице красавицы при этих словах. — Подобная выходка непростительна с моей стороны, но уверяю вас, что это было непреднамеренно.

Атлантис, видимо, не поняла причины его извинений.

— Почему, — возразила она, — вы не имеете права назвать меня прекрасной, если вы действительно находите, что это так? Красота — дар богов, и я благословляю их за то, что они сделали меня такой в глазах отца и ваших. Не думайте, впрочем, что я никогда не видела света златокудрого Феба!