Атлантида

Наутро Шекких проснулся с головой до того тяжелой, что поначалу никак не мог сообразить — то ли сон ему снится такой мучительный, то ли он все же пробудился, и это явь такая мерзкая. Можно, конечно, попробовать глаза открыть да посмотреть… вот только где взять силы сперва спихнуть с век мешки с тухлыми портянками, которые неведомый доброхот умудрился во сне навалить ему на лицо?

— В свой угол, — бесцеремонно вторгся в его размышления ехидный голос Айхнела, и Шекких мигом раздернул слепленные сном веки, не дожидаясь, пока голова откликнется привычной болью.

Зрелище ему представилось престранное: Айхнел коротал время с лейтенантом Лейром за игрой в «восемь углов». Значит, не сон. Такой бред ни в каком сне не привидится. Такое может быть только наяву.

— Да не в твой, а в мой свой угол, балда, — скомандовал Айхнел, и Лейр со вздохом повиновался. — Теперь в подветренный угол… нет, в твой подветренный… фигуры, фигуры свои съеденные снять не забудь… правильно, а теперь из твоего подветренного в мой — и все. Можешь кукарекать.

— Ку-ка-ре-ку, — произнес Лейр и подавил зевок.

— Отыграться хочешь? — невинным тоном поинтересовался Айхнел, когда Лейр принялся вновь расставлять фигуры.

— А как же, — снова зевнул Лейр, — Я тебе четыре раза за ночь проиграл… ну хоть бы разок послушать, как ты кукарекаешь, и с меня довольно.

— Xa, — удовлетворенно заявил Айхнел. — Вот когда тебе исполнится столько десятков лет, сколько мне — сотен, тогда и поглядим. А до тех пор даже и не мечтай.

После нескольких веков томительной скуки в плену у черного мага Айхнел развлекался во все тяжкие. Шекких уже и счет потерял, сколько раз бессонными ночами он сам кукарекал, проигрывая своему мечу во все мыслимые и немыслимые азартные игры. Правда, со времени прибытия на Лазаретную заставу Шекких с ним еще не игрывал — не до того ему было. Он даже совестился немного, что оставил Айхнела в одиночестве. А этот пройдошливый тип, оказывается, и сам неплохо устроился. Нашел себе забаву, нечего сказать! До сих пор Шекких Айхнелу потакал, жалеючи… но посадить вместо Шеккиха кукарекать его командира — это форменное безобразие.

Шекких фыркнул возмущенно и приподнялся.

— Проснулся? — окликнул его Лейр, устремив на интенданта неприветливый взгляд.

— Угу, — неразборчиво согласился Шекких и полез из-под одеяла.

— Куда заподскакивал? — холодно осведомился Лейр. — Лежи. Лежи, кому сказано!

— Но мне идти надо, — запротестовал Шекких.

— Никуда тебе не надо, — отрезал Лейр. — И без тебя кузня не остынет. Динена я туда послал. Он у нас, конечно, парень страсть какой приветливый — но дело не хуже тебя смыслит.

Лейр неожиданно зевнул, смешал ладонью расставленные на доске фигуры и тяжело поднялся из-за стола.

— А ты, — произнес он, наклонясь над Шеккихом, — запомни: я — лейтенант Лазаретной заставы. Лазаретной, а не Покойницкой. Понял? С такой контузией, как у тебя, кузницу за милю обходить надо — а он гляди, что удумал! Герой-одиночка. Еще раз устроишь одиночный десант на кузницу — душу вытрясу. Приказ ясен?

Шекких не ответил. Он даже в лицо Лейру не взглянул. Неотрывно и сосредоточенно он глядел на его изувеченную ногу.

— Ты сам-то скоро ли привык не бегом бегать, а шажком ходить? — как бы невзначай поинтересовался он.

Лейр стиснул зубы — аж желваки заиграли, — однако смолчал.

— Вот и я еще не привык, — заключил Шекких.

— Это на первый раз — не привык, — возразил Лейр. — Ну а на второй день, когда ты уже скумекал, что стучишь молотом не по наковальне, а по башке своей блажной? Ведь знал уже, на что идешь.

— Знал, — кивнул Шекких. — А вот чего я не знал — так это что у вас на заставе кузнец есть.

— А как же иначе? — изумился Лейр. — Ждать, пока нам через три года авось что прислать сподобятся — не то рукояти для стрел, не то оперение для мечей? На любой заставе какой-никакой кузнец или оружейный мастер имеется. Только при Ветте нам с деревней меной заниматься смысла не было. Этот паразит все бы к себе подгреб. Теперь, конечно, дело другое.

— Это хорошо, что другое, — заметил Шекких. — Сапоги мы, считай, что уже сладили. Посмотрим, что еще можно к делу приспособить.

— Опять ты за свое? — перебил его Лейр. — Я думал, ты уймешься… а нам, выходит, сердечный разговор только предстоит. И не смотри на меня, как эльф на какашку! Ишь, как оно у тебя ловко выходит: ты себя ради пары портянок в гроб положил, крышкой накрылся, и нет тебя — а я с горсточкой нестроевой пехоты против банды один-одинешенек?

— Какой банды? — выдохнул Шекких.

— Вот и подобрались к сути дела, — хладнокровно прокомментировал Айхнел. — Вот теперь разговор и впрямь пойдет сердечный и даже задушевный.

Разговор и впрямь до того задушевный пошел, что хоть диву давайся.