Атлантида

Вы уедете и уже завтра, быть может, будете далеко отсюда. Если вы исчезнете, меня ждет нелегкое испытание. Моя безграничная вера в вас сулит приглашенным изысканное пиршество. Вся кухня отдана в ваше распоряжение. Ваша власть огромна, на расходы не скупятся. И вот, когда кушанья готовы лишь наполовину, но у гостей уже потекли слюнки в предвкушении яств, шеф-повар сбегает с кухни. Приглашенные съезжаются, намереваясь занять места за пиршественным столом, и на меня возложена обязанность, в высшей степени неблагодарная, известить их о случившемся. Господь свидетель, что, кроме вами же обещанного пира, я не жду никакой иной награды. Но вы ставите передо мной — перед тем, кто, как только мог, способствовал осуществлению вашего замысла, — задачу, решая которую я скорей всего сверну себе шею.

В то утро Эразм чувствовал себя уже весьма окрепшим. Природа взяла свое за время глубокого, без сновидений сна. Впрочем, в жизни все устроено так, чтобы всякий человек отрабатывал свои барщину и оброк не без некоторых передышек. Такие передышки бывают всегда и повсюду. Одна из них — глубокий сон души и тела. Случаются они и в состоянии бодрствования. Любой аффект, дойдя до кульминации, неизменно сменяется покоем. Глубочайшая печаль время от времени перемежается состояниями бодрой беспамятливости. Прорванная пленка затягивается вновь и покрывает любую рану, например неразделенной любви или разлуки. Человек был бы не в силах снова и снова выносить борения чувств, если бы внешняя деятельная жизнь хоть ненадолго не успокаивала его.

И вот костюмы к спектаклю готовы и ждут в галерее замка, хотел было продолжить свои увещевания доктор Оллантаг. Но в этом уже не было нужды. Ибо театральные костюмы успели пленить воображение Эразма. И хотя тоска, горечь, досада и сожаление еще заунывно звучали где-то в глубине души, их перекрывал победный марш жизни.

По пути в замок им повстречался Сыровацки, сей, скажем так, потерпевший крах в притязаниях на престол принц Датский. С пугающей бледностью на отнюдь не лишенном благородства лице, он ответил на приветствие княжеского библиотекаря, но сделал вид, будто не замечает доктора Готтера.

— Может быть, догнать его? — спросил тот. — В сущности, мне его очень жаль.

— Вы полагаете, вероятно, что после того, как он по собственной же вине проглотил весьма горькую пилюлю, он лучше сыграет Гамлета? — улыбнулся Оллантаг, а потом добавил: — Впрочем, как известно, у медали две стороны. А сострадательных сердец на свете предостаточно. И тот, кто терпит поражение в одном деле, нередко самым неожиданным и поразительным образом берет реванш в другом. Возьмем, к примеру, нашего Гамлета: до недавнего времени он не имел ни малейшего успеха у вашей с ним Офелии. А сегодня утром их видели вдвоем, и более того, ходят слухи, будто вчера утром около пяти Сыровацки с Ириной Белль возвратились в город с загородной прогулки.

— Что вы говорите! — воскликнул, улыбаясь, Эразм.

Приятное мальчишеское лицо барона фон Крамма нередко озарялось почти беспричинной, безудержной веселостью. Эразм проникся к нему симпатией еще при первом разговоре об оформлении будущего спектакля. По натуре куда более художник, нежели аристократ, барон любил и ценил жизнь богемы и взирал на присущую ей некоторую распущенность и с юмором, и с великодушием.

— У малышки есть несомненные достоинства, черт побери! Не уверен, что я не отказался бы с радостью от роли Гамлета ради того, чем она одарила Сыровацки.

Все трое весело рассмеялись, хотя Эразма развеселило нечто совсем иное, нежели его спутников.

Блики солнца, проникая через витражи готических окон, плясали по коврам ручной работы в галерее замка, где на старинных сундуках и креслах были разложены костюмы и реквизит. Едва они принялись рассматривать их, как в конце галереи показалось кресло-коляска, из которого князь весело махал им рукой.

— Как хорошо, что вы уже здесь! — воскликнул он. — Ну что? Революцию покуда отменили? Да? И костюмы уже принесли? Доктор Готтер, расскажите же нам, что на самом деле сказала эта Рёслер? Как она говорит про обер-гофмейстера? Чуть-чуть нагловато, вам не кажется? И все же удивительно метко, верно, Оллантаг? А о профессоре? Ректор, упившийся в хлам? Великолепно! И очень смешно. В самом деле, сказано просто великолепно!

Князю показали костюм Гамлета.

— Ваша светлость, вы, кажется, удивлены тем, что он такой темный? Но позволю напомнить вам, что у Гамлета умер отец.

— А разве в те времена в знак траура носили не белое?

— Тогда пусть ваша светлость примет во внимание собственные слова Гамлета, — учтиво заметил Оллантаг. — Принц говорит матери: «Ни плащ мой темный, ни эти мрачные одежды…»

— Да, да, вы правы, как это я забыл! Но коли Сыровацки вышел из игры, то кто же будет у нас Гамлетом? Доктор Готтер, придется вам играть Гамлета!