Я взглянул в сторону второго этажа бунгало в том месте, где вдоль всего дома шла открытая терраса. Там почему-то суетились люди. Во время встречи Бриса и Гора с Ридой с их семьями люди с террасы спустились вниз и выстроились перед ступенями при входе в бунгало. Уже поднявшись к дому, я разглядел знакомые лица и стал мучительно вспоминать имена старейшин-аксакалов острова, встречавшихся здесь с нами в предыдущий визит на Закинф.
Первыми к старейшинам подошли Брис с Еленой и детьми, за ними – Гор с Ридой и так же с детьми, и, наконец, подтянулся остальной наш экипаж – Стоян, Влад, Ольга и я. Не успели мы по обычаям многих народов оказаться в дружеских объятиях встречавших, как над головами старшин появились флаги. У каждого из десяти старшин – бело-голубой греческий, алый советский, трехцветный российский, а из военных – бело-голубой Андреевский и… наш военно-морской с синей полосой, звездой, серпом и молотом.
А над бухтой неслось русское «ура»! Из-за спин старшин показалось полотнище: «День Победы!». На русском языке… Сказать, что мы были ошеломлены – это значит ничего не сказать. И естественно, никого не смутило, что наш праздник Дня Победы будет только завтра, 9 мая, а у них, на Западе, – 8.
Но кто думал в это время о таких формальностях – разве что такой старый педант, как я, доморощенный историк! Мы понимали, что это дань благодарного греческого народа советскому народу в нашем лице за избавление мира от «коричневой чумы».
Все двинулись наверх на террасу, где были накрыты столы. И до полной темноты звучала там речь греческая и русская. И пили, и пели, и плясали…
Из песен, конечно, все знали русскую «Катюшу», причем на двух языках и в двух вариантах. Но по смыслу в греческом варианте прослеживался призыв: бей фашистов.
Народно-освободительные армии на Балканах – греческая, албанская, болгарская, семи народов будущей Югославии еще со времени партизанских отрядов взяли на вооружение нашу «Катюшу», чаще всего в качестве гимна партизан. А заносили ее в их ряды, как правило, советские солдаты, бежавшие из немецкого плена.
Я спросил Бриса, удобно ли будет спеть «Катюшу» со словами времени войны? Помнил я ее лет с восьми. Брис, не дав мне договорить, попросил тишины и сказал: – Да простит меня Максим, но ему есть, что сказать о войне… Это будет эхо войны, которую он встретил мальчуганом… Пой, Максим! Когда-то я пел в школьном хоре, и потому рискнул. Была ли песня? Где-то пытался петь, где-то – речитативом, а где-то просто словами.
Итак, «Катюша» с поправкой на военное время.
И припев:
Стоян пояснил:
– В годы войны на фронтах гремела слава о мощном оружии – гвардейском ракетном миномете, ласково прозванным фронтовиками «Катюшей»… И в Болгарии и сейчас поют эту песню, про девушку Катюшу… Поют и малый, и старый…
Поднялся самый старый аксакал, дождался тишины и вышел из-за стола. Он раскинул руки в стороны, секунду подождал и, услышав мелодию сиртаки, пошел семенящим шагом с приседанием вдоль террасы. Еле заметным жестом рукой позвал Елену, за ней, вперемежку, аксакалы, мы, дети.
Темп нарастал, и аксакалы сдали первыми. Из круга вышли и мы с Брисом, затем Стоян. Не сдавались Гор с Ридой, Ольга с Владом…и дети. Хотя наши уступали грекам в движениях, но не в задоре. Сотворили круг из восьми фигур, плотно скрепив его руками на плечах, и, казалось, все слилось в бешенной скачке. И вдруг – звонкий голос Ольги:
– На счет «три» – всем сесть… В «кучу малу»…
И круг, не распадаясь, оказался на полу, звонким смехом завершив торжество молодости.
Последний аккорд праздника: салют из фальшбортовых огней и ракетницы в руках Бриса…
Последние заседания клуба
Как и в тот раз, была теплая встреча с застольем, но не только для семьи Бриса и нас, которых гостями назвать просто не поворачивается язык. Мы сообща праздновали День Победы.