— Прекрати! Этот горький конец лучше той судьбы, которую он себе готовил.
— Отец!
— Если бы он не умер, он бы предал нас. Оставил бы я его в Посейдонисе или отправил бы во главе флота к пеласгам, он бы все равно стал предателем… Мы расстались со словами, которые не прощают…
— Вы его убили.
— Только ударил! За то, что он мне сказал!
— Вы его убили.
— Он меня довел до этого. Прекрати плакать, говорю я тебе! И слушай! Было бы неразумно откладывать начало похода из-за его похорон. Оставь его смерть в тайне. Ты объявишь о ней через несколько недель, когда поступят сообщения о наших первых победах. Похороны должны быть пристойными, но не более того. Пусть покоится в императорском некрополе, хотя он нас и отверг. Но мир праху его, да и народ не надо волновать. Главное, чтобы твой Гальдар и его приятель не проболтались. После моего отъезда можешь огласить все сообщения о состоянии его здоровья, одно другого тревожнее, чтобы не вызвать подозрения. Детали я полностью доверяю тебе.
Тут Нод решил сделать отеческий жест и поцеловал сына в лоб, но могильный холод, исходящий от кожи юноши, заставил его отшатнуться. Этот человек любил только жизнь.
— Бедный ребенок, — сказал он, — там ты будешь счастливее, чем на этой земле.
И добавил:
— Если вообще где-нибудь есть счастье…
В Посейдонисе пропели петухи. С восходом солнца со скрипом открылись ворота всех трех поясов крепостных стен. С поднятыми флагами боевые корабли начали движение по внутренним каналам. Один за одним они выходили из гавани и выстраивались на рейде. На набережных уже собралась возбужденная, праздничная толпа. Сидя на плечах отцов, дети хлопали в ладоши от восторга, глядя на золоченые носовые скульптуры, блестящие щиты, синхронно поднимающиеся и опускающиеся ряды весел военных галер. В толпе спорили о национальной принадлежности кораблей. Сравнивали их конструкции, маневренность, боевые возможности. Но когда появились эскадры атлантов, возбуждение достигло предела.
— Друзья, какая мощь! Какая сила!
— А какая легкость! Морская гончая!
— И с крепкими зубами!
— Фореносу с его плавающими корытами хватит одного укуса!
— Они плавают и ждут, когда их потопят!
— Смотрите! Вот они! Это элитная эскадра! Самого бога-императора!..
— Чудо из чудес!
— Она охраняет его галеру во время боя.
Толпа рукоплескала экипажам, солдатам, выстроившимся на палубе, офицерам, собравшимся около мачт, рулевым на корме. Никто не выразил сочувствия гребцам, головы которых, едва видные из-за кромки борта, равномерно поднимались и опускались в такт движениям весел. Они были только частью боевой мощи флота Атлантиды, преступники, каторжники, дешевый товар, ничто!
Поднимающееся солнце освещало великолепные корабли, готовые к походу.
— Какая слава их ждет!
— А какие богатства! Флот вернется с грузом сокровищ. Все, что проклятые пеласги украли у нас за несколько веков.
— К счастью, у нас есть Нод!
Бродячие артисты разыгрывали сцены отчаяния царя Фореноса при виде своего разбитого флота, поверженных армий, солдат, захваченных авангардом атлантов. Торговцы продавали булочки с копченостями, хрустящее печенье и охлажденные напитки. Они прервали свою торговлю, только когда за кораблями адмиралов показалась галера императора, статуи, защитные щиты и перила которой были сделаны из чистого золота. На кормовой надстройке, под парчовым навесом сидел сам бог-император в короне и с трезубцем Посейдона в руке. Первые ряды зрителей, возможно, по приказу полицейских агентов, бросились на колени с криками: «Слава тебе, всемогущий повелитель островов, владыка мира!» За ними все остальные, включая торговцев и карманных воришек.
Корабль императора под гром приветствий прошел по каналам и спустился к морю. Рейд, обычно казавшийся огромным, словно сжался, заполненный кораблями, собранными в эскадры и флотилии. Когда флагманский корабль достиг открытого моря, на его мачте блеснул три раза голубой огонь. Свидетели этого незабываемого зрелища увидели, как четыреста парусов одновременно взмыли на мачтах, наполнились ветром, и эскадры легко легли на свой курс. За боевыми кораблями потянулись и вспомогательные суда, на которых разместились войска резерва, лошади, колесницы и осадные машины.
— Теперь, — сказал кто-то, — в Посейдонисе не осталось ни одного корабля.
И это были единственные разумные слова за все утро.
В полдень, как и было намечено, рейд оказался совершенно пустым. Набережные обезлюдели. Толпа исчезла. Только рабы продолжали носить ящики с фруктами, брусья или тюки с тканями в портовые склады. Зловещая тишина опустилась на город.
8
— Именно с этого момента события приняли странный поворот, — сказал Ош, — вынужден признаться, я перестал что-либо понимать, хотя до сих пор все мне было ясно.
— Тебе так казалось!