Атланты, боги и великаны

Как-то вместо возвращения в свою хижину я отправился на юг, стараясь не думать о том, что я делаю. Но в глубине души я не мог не понимать, что задуманное предприятие почти безнадежно и что мои шансы выйти живым из дикого леса были самыми ничтожными. Впереди — более двух тысяч километров диких тропических лесов! В небольшом каучуковом мешке, привязанном к поясу, лежала дюжина галет из фариньи (маниоковая мука), немного кофе, несколько кусков сушеного мяса и несколько листьев коки — индейского средства, помогавшего преодолевать усталость. Перед бегством я максимально постарался использовать кредит и получил почти новые американские сапоги, мачете и компас. Ничего другого у меня не было, даже оружия, которое увеличивало бы мои шансы выжить.

Жизнь беглеца в тропическом лесу полна галлюцинаций, она требует напряженного внимания и исключительной сосредоточенности. Как во сне или, скорее, как в кошмаре, человек идет вне времени, в каком-то другом измерении. Граница между бодрствованием и сном становится зыбкой. Мой путь лежал неизменно на юг, к сердцу Мату-Гросу. Все козни и западни джунглей ожидали меня там, но они казались мне менее страшными, чем медленная агония в лагере.

…По моему личному календарю, основанному на длине ночей, с начала бегства прошло около шести месяцев. Я сделал остановку, чтобы порыбачить и поохотиться на берегу одной реки, где наскоро построил хижину. До захода солнца я отправился посмотреть песок на берегу и обнаружил там следы ягуаров, тапиров, глубокий след оленя и борозду, оставленную гигантской черепахой, — это было то, что я искал. Яйца черепахи — излюбленное блюдо охотников в тропическом лесу. Ее убежище находилось в растительном гроте, куда я осторожно проскользнул, держа мачете наготове. Но черепаха была уже мертва и выпотрошена кем-то другим. Это значило, что другой белый человек, а не индеец (об этом говорило наличие у него мачете) находился где-то здесь на реке и прибыл по ней, так как его следов не было видно на песке.

Человек ожидал меня в зарослях, стоя по колено в воде. Мы долго пристально рассматривали друг друга с мачете в руках. У него было бородатое, изрытое морщинами лицо. Наконец он заговорил, и звук его голоса заставил меня задрожать:

— «Каучуковая армия»? — Он с заметным трудом выговаривал слова, как если бы разучился говорить.

— Да, — сказал я.

— Я тоже… Прошел уже год, как я бежал…

Мы устроили настоящий пир из «нашей» черепахи. Его история странно совпадала с моей. Он сообщил мне одну вещь, которой я не знал. Это была приблизительная дата нашей встречи. По его расчетам, было лето 1951 года. Следовательно, с тех пор, как я покинул Рио, прошло девять лет. Значит, мне уже было 28 лет! Ему — столько же. Он не удивился, когда я взорвался громким, почти безумным смехом.

Но мы не знали тогда, что война давно кончилась. Паоло, так звали моего нового товарища, считал, что шары латекса шли через Нидерландскую Гвиану.

Мы двинулись с Паоло по выбранному мною направлению на юго-запад. Два других товарища, бежавших с ним, были застрелены.

Индейцы, редко попадавшиеся на нашем пути, не могли быть источниками какой-либо информации: они жили вне интересов цивилизованного мира. Нам стали попадаться следы индейцев племени бравое, что указывало на наше приближение к центру Мату-Гросу. Индейцы бравое и особенно шавантес считались самыми свирепыми племенами, якобы отличавшимися особой жестокостью. Им приписывали уничтожение всех экспедиций, попадавших в эти районы. В действительности же я и Паоло не имели больших оснований бояться их: у нас не было ни вещей, ни оружия, и мы навряд ли могли чем-либо их прельстить.

Благодаря нашему знанию жизни леса мы быстро установили добрые взаимоотношения с ними. Мы лечили больных, за что Паоло, престиж которого из-за более длинной бороды был выше, чем у меня, получил маниоку и немного соли, а также кувшин каччи, единственного алкогольного напитка джунглей. Женщины племени шавантес пережевывают сладкий картофель и выплевывают его в горшок. Их слюна служит ферментом, вызывающим брожение. К концу второго дня к напитку добавляются ананасы и сок сахарного тростника, после чего он готов к употреблению.

Мы шли, в большей степени гонимые страхом попасть в руки «патронов», нежели в надежде когда-нибудь достигнуть намеченной цели. «Страшные» шавантес постепенно становились нашими друзьями в тропических дебрях.

Ловля рыбы с помощью «ядовитых веток». По Д. Кюссу и Ж. Тортону.

Они пробовали уговорить нас остаться у них навсегда. Они говорили, что дальше мы попадем в охотничьи угодья индейцев племени морсегос, которые обычно убивают всех белых и индейцев, попадающих в их владения. Сами шавантес не рискуют проникать в те районы. Но мы все же решили идти дальше. Шавантес организовали для нас прощальную церемонию, на которой вручили нам две бордоенс — палицы, что возводило нас почти в ранг вождей племени.