Атланты, Воин

Она не была похожа ни на одну женщину, когда-либо виденную Леонтиадом. Иноземка родом, она привлекала своеобразной диковатой красотой. Чуть широкие скулы, зеленоватые глаза, мягко очерченный рот. Идеальные пропорции фигуры были столь очевидны, что аукционист даже не стал срывать с нее ветхую, порванную во многих местах тунику.

Видно Леонтиад слишком пристально рассматривал девушку, потому что она вдруг остановила свой взгляд на нем. В ее глазах были страх и беззащитность и еще столь редкая у женщин гордость. Леонтиад понял, что она легко покраснеет от нескромного взгляда, но найдет в себе силы умереть, если назначенная судьба покажется ей ненавистной. Это было восхитительно!

- Тысяча драхм! - заорал у него над ухом смазливый жирный малый из рода Архиев, про которого беотарх точно знал, что он увлекался мальчиками.

- Тысяча сто!

- Тысяча двести! - вновь заорал Архий. Он явно не собирался сдаваться.

Цена была слишком высокой. За такие деньги можно было купить пять или шесть великолепных, обученных ремеслу рабов. Любители женских прелестей, заворчав, сдались.

- Кто даст больше? - выкрикнул аукционист, обводя глазами притихшую толпу. - Желающих нет? Тогда...

- Талант! [талант - денежная единица, равная 6000 драхм] - негромко сказал Леонтиад.

Покупатели ахнули. Подобная цена была немыслимой даже для самых состоятельных купцов. Но даже и рискни они перебить ее, им все равно было не под силу тягаться с первым богачом Беотии, который ради удовлетворения своей прихоти мог назвать и вдесятеро большую цифру. Толстяк Архий отступился, как и прочие.

Один из слуг беотарха немедленно побежал к казначею за деньгами, а Леонтиад тем временем рассматривал свою покупку. Вблизи девушка казалась еще более привлекательной и беотарх подумал, что она не наскучит ему по крайней мере месяц. Он ошибся. Он не мог насытиться ею уже третий год.

Елена - так ее звали - была поначалу столь пуглива, что в первую ночь он даже не решился взять ее. Девушка дрожала всем телом и Леонтиад вдруг пожалел ее и сам себе удивляясь ушел из опочивальни. Наутро он приказал Елене собираться. Они поехали в горы и остановились в домике, где жили рабы, пасшие овец. Очутившись на приволье, Елена осмелела, а ее красота расцвела еще пуще.

Она едва понимала язык эллинов и Леонтиад с большим трудом выяснил, что ее дом прежде был на севере - там, где начинаются земли гипербореев.

- Надо же! - засмеялся фиванец. - Нашел себе дикарку!

В ту ночь она впервые пришла в его объятия. Хотя позднее подобные ночи повторялись многократной приносили не меньше наслажденья, но первую он помнил всегда. Это было какое-то любовное безумство, наполненное нежностью и страстью. Такого, верно, не испытывали и боги.

С тех пор Елена жила в его доме и он постоянно ловил себя на мысли, что случись ему вновь совершать подобную покупку, он не задумываясь отдал бы за нее половину своего состояния.

Эту ночь он не собирался проводить в ее объятиях, полагая, что будет занят переговорами с царскими посланниками. Но теперь, когда мидяне уже скакали к своему кораблю, он решил отправиться в покои возлюбленной. Ссора с гостями завела его, а выпитое вино ударило в голову и беотарх с холодным любопытством прислушивался как в нем вскипает поднимающаяся из глубин души злоба.

Дверь в опочивальню он открыл ударом ноги. Елена, услышав стук, проснулась. Чуть припухлое от сна лицо поднялось над подушкой. Тусклый свет одиноко стоявшей у изголовья свечи положил крохотные шрамы теней под скулы.

- Что с тобой, милый?

Не говоря ни слова, Леонтиад сорвал с нее легкое покрывало и навалился сверху. Сегодня он не был склонен предаваться нежностям. Ему хотелось убивать и насиловать. И он убивал и насиловал. Должно быть она почувствовала его настроение и не сопротивлялась, но когда он оставил ее, в уголках зеленых глаз застыли слезы. Увидев их, Леонтиад мгновенно пожалел о том, что сделал. Но какая-то часть его кричала: мужчине нужно насилие, он время от времени должен ощущать как трепещет жертва.

Должен!

- Не забывай, что ты моя рабыня! - грубо напомнил беотарх.

Он заснул, а Елена до утра не сомкнула глаз, размышляя над тем как отомстить похрапывающему рядом мужчине. Ведь она была родом из племени кельтов, а кельты не прощают обид.

Бойтесь мести оскорбленной женщины!

Соловей устал петь лишь под утро. И лишь под утро устали любить они. Его звали Артодем и он был сын гоплита Гохема. Кэтоника была единственной дочерью соседа, так же гоплита Асанта. Ему - девятнадцать, она - годом моложе. Оба прямоносы, кучерявы, стройны и по-юношески влюбчивы.

Они нашли приют в рощице, где по слухам резвились наяды [нимфы источников, прудов и озер]. Нимфы в эту ночь не появлялись, но зато не переставая пел соловей.

К утру ласки истощились, а плащ Артодема уже не спасал от утренней свежести.

- Я люблю тебя, малышка, - шепнул юноша.

Кэтоника поцеловала возлюбленного.

- И я тоже люблю тебя.

Налетевший ветерок остудил их было вновь вспыхнувшую страсть.

- Свежеет, - заметил Артодем.

- Пора идти?

- Да.