Атлас Преисподней (ЛП)

Там, на алтаре, Чевак проводил день за днем, с перерывами на жестокие, но тщательно отмеренные физические пытки. Эти мучения, изобретенные множеством рас и цивилизаций иных миров, варварски терзали плоть Чевака, как жертву мясника. Мучительно долгие страдания были почти невыносимы, и все, что мог сделать инквизитор – это вообразить, что у него нет больше тела, которое может испытывать боль. Он превращался лишь в разум и душу. К несчастью, именно они были подлинной целью всех стараний Тысячи Сынов.

Ариман и Ксархос, снявшие броню и облачившиеся в причудливые коптские мантии, лично участвовали в психических аспектах допроса.

В то время как Ариман был архипрорицателем и мастером иллюзий, чьи умения помогли им схватить до сих пор неуловимого Чевака, Ксархос был телетезиаком и телепатом. Его работа состояла в том, чтобы, соединив разумы, вовлечь допрашивающего и пленника в ужасный духовный союз, на идеальный уровень понимания. Колдуны экспериментировали с вивамантией, превращающей человека в марионетку, эликсирами правды, промыванием разума песнями некулли, попытками вселить в тело демона, насилующей мозг псионикой, трансляцией мыслей через пентаграммы, нейробичами и глубоким сканированием души, помимо сотни других способов надругаться над сущностью Чевака.

Когда даже хваленое терпение темных волшебников начало постепенно подходить к концу, наполовину обезумевший Чевак начал спрашивать себя, как ему удается выносить столь ужасные пытки и манипуляции. В Черной Библиотеке Хаоса он узнал, что та, похоже, обладает собственной психической силой, способностью отторгать слабых и подверженных порче, не пуская их за свой порог. Это был один из многих ее способов обороны. В перерывах между страданиями и вторжениями мучителей в его разум Чевак задумывался, не переходит ли эта защита и на знание, связанное с определенными аспектами самой Черной Библиотеки. Могла ли информация о ее местоположении самостоятельно скрываться в измученном и наполненном ужасами разуме Чевака? Когда Ксархос и Ариман бомбардировали его проверочными вопросами о самых глубоких, самых постыдных тайнах, инквизитор изрыгал правдивые ответы, вырванные мириадами пыток.

– Что наполняет тебя стыдом, пешка Ложного Императора? – вопросил Ксархос, когда инквизитор, закусив губу, переборол всхлипы и стоны боли. – Какое воспоминание заставляет тебя чувствовать отвращение к себе?

– Обмочился в мантию… на стрельбище в Схола Библус.

– Да, – настойчиво прошипел Ксархос.

– Болтпистолет заело, он взорвался, – Чевак сглотнул. – Я подумал, что умер.

– Еще?

– Мой разум остер, – выдавил Чевак, – но прожил больше положенного. Я – уставшая душа, запертая в умирающем теле.

– Тебе противно собственное тело?

– Уже много лет…

– Отвращение к самому себе, – протянул Ксархос. – Тебе не хватает отваги, чтобы прервать свою жизнь, и ты надеешься, что кто‑то другой сделает это вместо тебя. Прославленный Бронислав Чевак не боится никого… кроме себя.

– Да, – Чевак закашлялся, отплевываясь кровью и слизью.

– И еще, – продолжил Ксархос. – Глубокий стыд.

– Я страдаю из‑за женщины, которая не может быть моей, – признался Чевак. Слезы текли по его избитому лицу. Великан‑андрогин посмаковал болезненную честность ответа. Его лик стал лицом озабоченной матери, потом он превратился в исповедника с кардинальского мира с вытатуированными на коже молитвами и поучениями.

– Извращенец Чевак, – сказал Ксархос.

– Она вызывает у меня и омерзение, и восторг.

– Продолжай, – подтолкнул Ксархос, подобно губке впитывая мучительные признания инквизитора. – Кто она? Ксенос? Ребенок? Мутант?

– Она пьет кровь, – ответил Чевак. – Но меня не поэтому влечет к ней.

– Влечет? – повторил колдун. Вытягивая потаенные знания из пленника, он подготавливал того к извлечению новых, более значительных истин. – Ты любишь ее. Но издалека. Почему не возьмешь ее?

– Я не могу осквернить живую святую Имперской Веры.

– Почему бы и нет? – игриво повторил чародей.

– Она должна быть чиста. Ее разум справедлив. Она святая, во имя Трона. И живет лишь по Его воле. Она принадлежит Ему, и Он распоряжается ею.

– А что бы ты сделал? – спросил Ксархос и поднял взгляд на своего хозяина. От возбуждения лицо колдуна стремительно менялось. Скоро они сломают инквизитора.

Ариман посмотрел сверху вниз с безразличием божества. К еще большему стыду Чевака, он рассказал им.

Допросы продолжались. Под воздействием вскрывающих разум инструментов чародея Чевак ответил даже на вопросы о внутренних делах Инквизиции, о деталях своих трудов и расследований – вопросы, которым он был натренирован сопротивляться даже под пыткой. И все же, когда Ксархос потребовал ответ о порядке рун, отпирающих эльдарские варп‑врата на Этиамнуме III, инквизитор нашел в себе необъяснимую силу, которая могла противостоять чудовищному вторжению в его личность и душу.