Атом в упряжке

К тому времени героическая страна Советов, которая впервые подняла флаги социалистической революции и прежде называлась Россия, обзавелась союзниками. К ней присоединились огромные Индия и Китай и, наконец, совсем недавно — Германия. И чем грозней становился шаг грядущих братских революций, тем сильнее и хитроумней цеплялся капитализм за свои еще не разрушенные позиции. Лига Наций создала Парламент мира, заседавший на острове Новая Зеландия. Этот парламент окружил себя непробиваемым панцирем военной силы, а на повестке дня заседаний стоял только один вопрос — защита от социализма. Самые известные юристы корпели над законопроектами гражданского мира, лучшие писатели, драматурги, киносценаристы развлекали читателя веселыми или трогательными приключениями своих добродетельных героев, армия знаменитых ученых в богатейших лабораториях из стекла и камня снабжала изобретениями промышленность и оборону и, наконец, над всеми, на недосягаемой скале, днем и ночью работал Кабинет военного дела и мирового шпионажа, который, пряча свои когти, рассылал тайные приказы по всему государственному организму буржуазии.

Последним мероприятием Кабинета был радиораздел мира. Радиопередатчикам капиталистических стран было строжайше запрещено слать волны короче определенной длины. Повсюду вокруг границ Советского Союза на различной высоте плавали громадные аэростаты — передающие радиостанции, — и какофонией джаз-банда образовывали своего рода шумовую стену, не пропускавшую звуки человеческой речи.

Этот шум и услышал незнакомец, который настроил приемник на волну Нью-Йорка и Веллингтона (столица Новой Зеландии). Погрозив кулаком на юг, он сказал:

— Мы еще повоюем! — и, перенастроив приемник на волны Союза, — начал прислушиваться.

Знакомый всему Союзу голос — каждодневно один и тот же баритон официального радиоцентра — извещал об очередных сенсациях.

— Алло, алло, алло! Радиограмма третья! Чрезвычайное, невиданное и до сих пор непонятное событие! — восклицал баритон. — Сегодня в четыре часа дня здание бывшего английского посольства в Москве исчезло без следа, растаяло на глазах очевидцев. На месте, где был дом, сейчас виден голый четырехугольник слегка обожженной земли. Немного пострадал сад — деревья засохли и лишились отличительного окраса. На листьях появились странные вырезы. Были ли в доме люди, выяснить не удалось. К следствию привлечены известные научные силы, однако явление до сих пор никто не может объяснить. Есть гипотезы о бесшумном взрыве, невидимом пожаре, массовом гипнозе и т. д. Снова появились давно забытые подпольные секты, которые распространяют слухи о конце света и начале войны. Сегодня вечером состоится экстренное собрание Ученого Совета следственной экспертизы.

Это сообщение, очевидно, привело незнакомца в хорошее настроение, и пробурчал какую-то невнятную мелодию на свой постоянный мотив — тара-тара-тири, — а тем временем продолжал слушать.

— Алло, алло, алло, радиограмма четвертая! Спешите слышать, спешите видеть! Сегодня в шесть вечера в Берлинском цирке известный дрессировщик-ветеран Владимир Дуров будет демонстрировать говорящую обезьяну. Спешите видеть! Волна экрана длиной…

Но незнакомец уже прокручивал, искал другие волны, поспешно занося что-то в записную книжку.

Однако и эти волны, судя по всему, не удовлетворили незнакомца. Всякий, кто увидел бы, как он сморщился, услышав лучшее в Союзе сопрано, подумал бы, что он принципиальный и убежденный враг музыки.

Еще больше возмутила его последовавшая за сопрано сводка из центрального бюро потребления.

— Радиоразбойники!.. — рассердился было незнакомец, но вдруг услышал разговор, который сразу же его успокоил.

— …Понимаете, профессор, — продолжал женский голос, — Журавлев ушел еще позавчера со своими записями и аппаратами, и немедленно после этого в его квартиру зашли трое прилично одетых граждан и сказали, что они хотят оставить записку. От них пахло хорошим одеколоном, профессор, и старший из них все время курил сигару и волновался, — это было видно по тому, как он крутил на пальце кольцо с рубином.

Журавлев три дня не являлся домой, и я решилась зайти в его комнату, чтобы прочитать записку, оставленную посетителями. Но записки в комнате не оказалось. Исчезли и некоторые другие вещи, которые были в комнате перед тем, как туда заходили неизвестные. Пропал большой бурый камень, лежавший у Журавлева на столе вместо пресс-папье, затем папка со старыми чертежами и фотографическая карточка…

«Подлецы!» — гневно подумал незнакомец и поправил наушники: слова долетали до него как-то приглушенно. Но и после этого голоса не стали слышнее.

Теперь заговорил профессор. Голос его был скрипуч и сладок.

— Дорогая моя, — сказал он, — не предупреждал ли вас квартирант, что собирается уехать, не назвал ли вам адрес кого-нибудь из своих приятелей, с кем иногда работал?

— Конечно, как же, — ответила женщина («Ослица!» — пробормотал незнакомец). — Дмитрий Феоктистович время от времени звонил нам и говорил, что работает у…

Здесь в разговор вмешался новый, задорный и задиристый голос подростка.