Атом в упряжке

Вот почти неслышно на откидном окошке дверей опять появилась еда — какие-то огромные тропические овощи. Вот где-то далеко зазвенел звонок, и в зеркальных дверях открылся крохотный глазок, в котором поблестел несколько секунд чей-то внимательный зрачок. Вот матовый четырехугольник окна из голубого сделался ярко-белым, затем, будто заполняясь густеющим золотистым соком, изменил цвет с бледно-пунцового на пламенно-красный, вот он снова побледнел, стал серым, холодновато-синим и снова запылал молниеносным светом близкого электрического солнца.

«Надо спать», — решила Людмила и, закрыв глаза, с наслаждением свернулась калачиком.

Следующее утро началось очень организованно. Сделав гимнастические упражнения, Людмила составила распорядок дня.

«Первые часы утра — воспоминания из физики. Устрою себе Наркомпрос.

До обеда — попытка познакомиться с окружающим миром: Наркоминдел.

Обед — отдых. Думать о чем угодно, без правил.

После отдыха — требования открыть окно, вызвать на допрос, освободить. Одним словом — война. Реввоенсовет.

После войны — Наркомздрав. Улучшить условия жизни. Может, придется просидеть десять лет. (И Людмила, закрыв глаза, представила себе яркий день, гром революции, толпу освободителей и себя — ветерана борьбы, революционную героиню).

Затем — думать о побеге, о связях с местными рабочими…».

Но на этом месте организованные мечтания Людмилы прервали внешние события, обошедшиеся с так старательно обдуманным расписанием, как с ничтожным клочком бумаги.

Раздался звук, от которого сердце Людмилы сильно забилось и замерло. Это был классический лязг поворачивающегося в замке ключа. Через несколько секунд дверь отворилась, и через порог швырнули сперва крошечный чемоданчик, а затем нового человека — людмилину товарку по несчастью. Новенькая — изящная молодая женщина в черном платье — не поднимая головы и ничего не видя, всхлипывая и ломая руки, упала на тюремную кровать. Она плакала горько, как обиженный ребенок, и тонкие брови Людмилы снова сошлись сердитыми морщинками. Людмила подошла к плачущей женщине и тронула ее за плечо.

— Кто вас обидел?

Женщина вздрогнула, подняла голову и, дрожа, посмотрела на Людмилу огромными, заплаканными, темными как ночь глазами.

— Бог мой! — вскрикнула она, очень удивленная. — Кто вы? Откуда вы? Сколько вам лет?

Людмила еще больше нахмурилась и ответила не совсем твердо:

— Семнадцать… Скоро будет. Я…

— Деточка моя, — дама вскочила с кровати и внезапно обняла и поцеловала Людмилу. — Деточка моя! Боже мой, какая вы красивая! Это же ужасно. Дитя мое… — и, забыв о том, что недавно плакала, женщина привлекла к себе немного сопротивлявшуюся Людмилу и начала гладить ее по голове.

Людмила почувствовала тонкий аромат духов и напряженное шуршание шелка. Пышные волосы обнимавшей ее женщины щекотали шею. Людмила, на минуту окаменевшая от непривычно нежных объятий, как можно мягче высвободилась и спросила:

— А вы?

— Ах, дитя мое, — и глубокие глаза дамы снова наполнились слезами. — Я?.. Да вы, может, слышали о Сусанне Миру?

— Нет, — сказала Людмила, — я издалека.

— Так вот, Сусанна Мира — это я, — несколько театрально проговорила дама. — Я боролась за право бедных женщин…

Людмила с интересом подняла голову.

— …За право бедных женщин носить искусственные драгоценности.

— Что? — Людмила вскочила и даже раскрыла рот.

— Дело в том, дорогая, — затараторила дама, — что эти богатые гадины, жены и любовницы наших миллионеров, думают, что только они имеют право красиво одеваться. У них есть камни — целые ожерелья из бриллиантов по десять карат. Если бы вы только видели их черные жемчуга, розовые персидские алмазы, темно-синие сапфиры, рубины, что блестят на обнаженной груди, как капельки крови, изумруды… — дама перевела дух. — Но знайте, дитя мое, что ни один из этих камней не видит света дня. Это обман, полнейший и наглый обман. Недавно произошло несколько покушений на этих богачек. Их вежливо раздели и отпустили домой. И что же оказалось? Оказалось, что хитрые и смелые бандиты были бессовестно и позорно обмануты. Как выяснилось, камни — искусственные.

— Да — а, — засмеялась Людмила. — Ну, а настоящие камни?

— Настоящие камни, деточка, лежат в сейфах под десятью замками с тысячей секретов. Но не в этом дело.

— А в чем? — добродушно спросила Людмила. — Я все еще не понимаю.

— Вот, — истерически вскрикнула дама и порывисто показала тонкие следы колец и браслетов на своих прекрасных загорелых руках. — Мы молоды и красивы. Разве не правда? — успела она при этом улыбнуться. — Нам захотелось также носить эти подделки, выполненные так художественно, что только опытный государственный ювелир, да и то с некоторым трудом, сумел бы отличить настоящую «Викторию», которая стоит миллионы, от копии, сверкающей стеклянными гранями.