Атом в упряжке

— Но как же он использует изоляторы в своем аппарате?

— A-а, — по-старушечьи закряхтела Людмила и, словно сразу же забыв вопрос, заговорила о чем-то другое.

Они перешли в новое помещение.

Здесь уже было не так тихо. Проведенные из соседнего здания трубы заканчивались широкими отверстиями в стенах; их них текла на полированные мраморные столы голубоватая глинистая масса. Медленно застывая, эта масса проходила через целый ряд аппаратов, которые утрамбовывали и неторопливо раскатывали голубоватое месиво, как хозяйка раскатывает тесто на лапшу. За каждым столом также стояли люди в странных очках, превращавших их глаза в глубокие провалы. Сквозь очки рабочие наблюдали процесс в сильном увеличении. Как только масса приобретала определенную толщину и цвет (для сравнения на каждом столе лежали рядом образцы, вырезанные из цветного бархата), рабочие-наблюдатели включали прессовальный аппарат и перемещали массу на соседний стол. В конце огромного, низкого зала слой массы делался крайне тонким и рабочие определяли его толщину и прочие свойства с помощью микроскопа. Здесь же лежали готовые, короткие, длиной метров шесть-семь, слои изоляторов.

Во втором здания испытывали изоляторы. На мраморном полу стояла огромная динамо-машина, чей якорь двигал паровой двигатель. Для этого использовалась энергия «долины гейзеров». Вдоль всего помещения выстроились высокие, в рост человека катушки, по виткам которых шел электрический ток.

— Ого, — с интересом сказал Шнейдер. — Здесь есть полезные вещи, — и, взяв своего спутника за рукав, он потащил его к одной из катушек.

Самилла неохотно последовал за ним.

Подойдя к катушке, Шнейдер присвистнул и подскочил. Самилла вопросительно посмотрел на него.

— Вы что-нибудь в этом смыслите? — вежливо обратился к нему Шнейдер.

— Нет, доктор, — равнодушно ответил Самилла. — К чему мне?

— Напрасно, — возразил Шнейдер, — здесь действует великая сила, — и он начал объяснять, хотя Самилла почти не слушал его.

— Смотрите, — сказал доктор, показывая на столбы, стоявшие у катушки и заканчивавшиеся большими медными дисками, — вот этот диск — отрицательный полюс катушки, это — положительный. На одном полюсе отложилось очень много электронов — электрических зарядов, с другого — наоборот — они ушли. Электроны пытаются перескочить с одного круга на другой. Сила этого стремления огромна. Вы видите эту цифру здесь.

— Да, — ответил Самилла, посмотрев на большой круглый циферблат, — стрелка показывает… — и он прочитал: — Два миллиона вольт.

— Правильно. Эта грандиозная цифра определяет напряжение электрического тока или разность потенциалов.

Напор электричества между двумя дисками огромен. Если бы между этими дисками был, например, только воздух, который, как вам известно…

— Ничего мне не известно, — проворчал Самилла.

— …Не проводит электричество, то напор пробил бы слой воздуха, электроны перескочили бы с одного круга на другой. Но здесь, — продолжал, увлекшись, Шнейдер, — не воздух, а несравненно более мощный изолятор или, как говорят ученые, диэлектрик, который производится на этом заводе.

Действительно, между медными дисками был прочно закреплен тонкий слой голубоватого изолятора, свободно выдерживавший напряжение в два миллиона вольт.

Но изоляторы выдерживали и более серьезные испытания. Об этом свидетельствовали восторженные возгласы Людмилы, бегавшей от одной катушки к другой, позабыв о своем заточении. Профессор с видом побитой собаки шел за ней, пытаясь продолжать разговор.

— Послушайте, — говорил он сердито и умоляюще, — я вам покажу вещи поинтереснее и поважнее. А вы ответьте на мои вопросы. Как пользуется изоляторами Журавлев?

— Ах, вы такой надоедливый, — отвечала Людмила, убегая, и снова пересказывала то, что сама слышала от профессора на лекции.

— Нет, не то, — гневался профессор, — разве Журавлев не говорил вам о… о бинокле?

— Ой, — простодушно, но лукаво воскликнула Людмила и посмотрела профессору в глаза. — Я ведь больше ничего не знаю.

— Тогда, — закричал рассерженный профессор, брызгая слюной, — тогда возвращаемся обратно! Коллега, пойдемте, — обратился он к Шнейдеру и круто, по-военному повернувшись, высоко занес длинную ногу.

Шнейдер вежливо посмотрел на профессора, и на лице его появилось недоуменное выражение. Но Самилла, как видно, обрадовался, зашагал быстрее и грубо заявил:

— Правильно. Хватит уже, пора назад.

Людмила пожала плечами и с сожалением повернулась. Она пыталась теперь держаться ближе к Шнейдеру. Этот безобидный с виду человек нравился ей больше, чем остальные спутники. Но как только Людмила подошла к нему, Шнейдер ощетинился, как и другие, надулся, точно воробей, и с деловитой миной стал постепенно отставать от Людмилы. Профессор шел впереди, Самилла позади всех. Он рассеянно насвистывал, спотыкался и не замечал людей, отшатывавшихся от него в сторону.

Тогда Шнейдер подошел к нему и начал что-то рассказывать — очевидно, смешное, потому что, рассказывая, он внезапно останавливался и начинал смеяться неожиданно густым и солидным, но заразительным смехом.