— Именно это я и пытаюсь сказать. Целует его всё время.
Нек нервно затягивается.
— Как может человек целовать собственный аппендикс?
— Этому только дай, — он сделает, что хочешь.
— Ладно, не дам. Если он готов использовать такого сорта возможности. Боже Всемогущий!
— Раны Атома идут глубоко. Знаешь этот эксперимент, где паукам дают разные наркотики и смотрят, какую паутину они сплетут? От спида получаются руины, от бургеров — древний улыбашка, и дальше в том же ключе. Старик Атома был архитектором. Его укусил тарантул. Он начал созидать членистоногие здания — осьминогие, с восемью выступами, ага? Яд тарантула — церебральный и спинномозговой стимулятор — изменяет сознание, его использовали цыганские варщики, чтобы высвободить то, что они называли «чёрной горящей душой». Оставляет постоянный отпечаток на нервной системе, так что это тебе не известный наркотик. И эти здания имели сверхизмерения: глубокие крылья, открытые углы, проходы в невозможных направлениях. Старик называл ксерокопии картами сокровищ. Однажды, когда Тэфф был ещё ребёнком, его папка исчез в одном из своих строений. Тэфф вошёл в кабинет, чтобы забрать ксерокопию — она торчала прилепленная к стене, а в середине комнаты в воздухе плавал один из тех крестов, что отмечают точку, и потихоньку гас. К тому моменту, как он позвал людей на помощь, креста уже не было. И он больше никогда не видел отца.
Помолчав некоторое время, Нек принимается равнодушно изучать свою сигарету, потом вроде бы вспоминает о Блохе.
— Блоха, ненавижу быть одним из тех людей, но…
— Я знаю, как это звучит, Нада, поверь мне. Знаешь странный участок Сканера, где раньше была Падшая Улица? Теперь там хаотичная тьма, если подойти к ней близко, начинает кружиться голова. Атом там разрядил пистолет, пистолет для фокусов, по имени Славная Рука.
— Какой-то хитрый упрёк?
— Всасывающий пистолет. Я слышал, он и в самом деле вопит.
— Этерический?
— Этиграфическая пульсирующая рукоятка, всё, что я слышал, берёт пробу жертвы и переворачивает её, как боевые искусства, где уклоняются от твоего удара и валят тебя с помощью твоего же собственного веса. У скорпиона достаточно яда, чтобы убить другого скорпиона.
— Так что он использует врага.
— Это Светлопив, Нек, — ситуационизм здесь просто фасад.
Нек досасывает сигарету до фильтра.
— Первый амортизатор за день — самый крепкий. — Он щелчком запускает бычок.
— Привет, болтун, — просветлённо говорят Близняшки Кайер, засовывая головы в дверь. Они входят, разные, как сумерки и сумерки, и улыбаются Наде Неку. — Приветик, простой парень.
— Я как раз собирался уходить. — Нек фланирует к двери. — Пришлёпну тебя позже, Таракан.
Когда Нек уходит, Близняшки садятся на оба края постели Блохи. Их молчание пугает его.
— Всё плохо?
— Не знаем даже, как тебе сказать, Блоха.
— К чему вы клоните?
— Когда носастик начал палить из этого «довода М61», — тихо говорит Близняшка, — он вогнал этерический образчик своего намерения убить тебя в щит этерической заурядности твоего фильтра обаяния.
— Мы думали, — продолжает другая, — что их наложение могло синтезировать что-нибудь новое.
— Вроде чего?
— Осадок от нейтрализованного намерения. Появившийся между вами на чувствительном уровне. Там было не просто отражение, потому что шло воздействие на базовые частицы этерики Нады.
— Скажите страшную правду, какое обвинение?
— О бедный Блоха. Могло бы получиться «посягательство на чужую волю на уровне души как источника». Что вышло бы за пределы известной систематики правонарушений.
— Но?
— Была аннулирована только этерика в выстреле. У Нады при себе её осталось вполне достаточно.
— И? Ситуация развивалась по моему плану.
— Нет, Блоха. Ты не знал, что есть этот слюнявчик — твой шаг был непредумышленным. Мне очень жаль.
— Это неправильно. Я… Я вызвал огонь, подставившись — метафизическая провокация, ага? Подстрекательство к насилию.
— Удачного выздоровления, мистер Лонца, — говорят Близняшки, вставая.
— Подождите, есть законы насчёт подстрекательства, не какая-то душевная хренотень. — Блоха впадает в ярость. — Это же законодательство оценивает, что есть преступление?
— О нет, мистер Лонза, — говорят они. — Все знают, что есть настоящее преступление.
— Я же в теории совершил преступление? Близняшки останавливаются в дверях, оглядываются на Блоху с глубочайшей жалостью.
— Пока, ловкач.
Оставшись один, Блоха бормочет:
— Я же не сделал ничего неправильного?
В коридоре Близняшки резко останавливаются, поворачиваются друг к другу с круглыми глазами.
— Посягательство на чужую волю на уровне души как источника, — шепчет одна.
— Законодательство, — выдыхает другая.