Атомка

Однако кое-где лампы на рабочих столах горели, в том числе и в комнате бригады Белланже. Впрочем, лампа здесь горела только одна: руководитель группы, подумав, решил в конце концов отпустить лейтенантов Робийяра и Леваллуа. Ребята работали как ненормальные с самого начала расследования, сутками не бывали дома, он не мог лишить их Рождества с семьей — вот и остался куковать перед включенным компьютером в одиночестве.

Правда, и его ждали к накрытому столу — ждала компания старых друзей, таких же закоренелых холостяков, как он сам. Никому их них пока не удалось найти родственную душу, и все они — за нехваткой времени — пользовались понемножку услугами сайтов знакомств…

Но нет, сегодня он опять не придет на традиционный сбор, снова не сможет с ними увидеться. Не до праздников.

Час назад Шарко позвонил из какой-то киевской больницы, сказал, что Люси хлопнулась в обморок и теперь ей будут делать кучу анализов.

Хм… Может, после того, что ему рассказал Шарк, все-таки не стоило отпускать подчиненных… Франк только что передал украинской полиции двух людей, впрямую и очень плотно замешанных в их деле; труп Валери Дюпре обнаружен в радиоактивных водах ближайшего к атомной станции озера; развалины советских лабораторий использовались как тюрьма для детей, которых потом перевозили в машине с радиоактивными отходами на Урал…

Хуже бреда не придумаешь.

А сам комиссар французской полиции сидит в это самое время в посольстве Франции на Украине, пытаясь разобраться в ситуации на месте. Со стороны России и Интерпола во всем этом участвуют Арно Лашери и майор Андрей Александров, которые занимаются сейчас подготовкой приезда двух парижских полицейских в Москву и помощью в поисках, а то и в задержании Дассонвиля и Шеффера.

Если, конечно, состояние Люси это позволит, если с ней не случилось ничего особенно плохого.

И надо же было, чтобы весь этот бардак выпал на самый что ни на есть неподходящий день…

В ожидании, пока позвонит Микаэль Ланглуа из биологической лаборатории научной полиции, Белланже продолжал сопоставлять одни сведения, полученные из телефонных звонков, с другими, и его преследовало ощущение, что это никогда не кончится. Еще десять лет такой жизни — и от него останется только тень.

В эту ночь ему не удастся выпить, не удастся отпраздновать Рождество, он так и будет сидеть взаперти здесь, в этих стенах со столетней историей. Образ жизни, из-за которого пошли прахом все надежды Никола на любовь, но куда же от него денешься…

Работа двадцать четыре часа в сутки — вот как это называется.

Телефон снова зазвонил. Биолог!

— Да, Микаэль, слушаю. Я ждал твоего звонка.

— Привет, Никола! Я сейчас в доме Шеффера, точнее — в его подвале.

У Белланже глаза полезли на лоб.

— Зачем тебя туда понесло в такое время? Будут же…

— Не волнуйся, ничего не будет, мне разрешили. Понесло, потому что я непременно должен был кое-что проверить, прежде чем начну праздновать. И у меня тут такие открытия… мало сказать, открытия!

По голосу было понятно, что Ланглуа сильно возбужден. Белланже переключил мобильник на громкую связь, положил перед собой на стол:

— Давай рассказывай!

— Рассказываю. Только попробуем по порядку, да? Сначала насчет гидр. Все они радиоактивны, уровень — от пятисот до двух тысяч беккерелей на килограмм, в зависимости от аквариума: чем правее стоит аквариум — тут, у Шеффера, — тем выше уровень радиоактивности.

Белланже вспомнил о татуировках на телах детей и прервал рассказ биолога:

— Погоди. Говоришь, этих гидр сделали радиоактивными? А зачем?

— Думаю, это станет понятно, когда ты узнаешь обо всем остальном. Значит, дальше. Сегодня днем пришли результаты анализа кусочков, найденных в морозильнике. Конечно, сочельник не лучший момент говорить об этом, но…

— Мало ли что не лучший, надо — значит надо. Продолжай.

— В каждом маленьком пакетике содержится образец какой-либо части человеческого тела, какой-нибудь ткани. Какой хочешь: кусочек сердца, печени, почки, мозга, костей разного типа… есть фрагменты желез, семенников, кожи… Комплект дает почти полное представление о нашем организме.

Белланже поерзал в кресле, провел рукой по лбу:

— Образцы брали у живых людей?

— Да, у живых или, может быть, только что умерших: ни малейших следов разложения, скорее, наоборот. Кстати, эти частички были не просто заморожены, а быстро заморожены.

— Какая разница?

— А вот какая: в этом случае температура снижается куда быстрее, чем при обычной заморозке, и скорее достигает нужного уровня — примерно от минус сорока до минус шестидесяти градусов. Быстрое замораживание применяется в промышленности, потому что благодаря ему продукция дольше и лучше сохраняется.

Усталый донельзя Белланже потер виски. Вот бы сейчас лечь, но куда там…

— Так Шеффер-то зачем использовал быструю заморозку?