Атомная бомба

Кобылку для Бороды подобрали смирную, покладистую. Такую, чтобы на ней было легко познавать азы верховой езды.

Курчатову лошадь понравилась, и он решил тут же покататься на ней. Видно, рассказы Ефима Павловича Славского о своей молодости, о службе в Первой Конной армии все-таки задели Игоря Васильевича, и он сам решил познать то, чем так гордиться его друг и соратник.

Однако «конная эпопея» Курчатова продолжалась всего лишь 20 минут. Раздался телефонный звонок из Москвы, и Берия приказал немедленно спешиться и больше к лошадям не подходить.

Ослушаться своего начальника Курчатов не посмел… Он даже не обиделся на Берию, потому что понимал: тот заботится о нем, хотя и весьма своеобразным способом.

А чуткий Славский довольно долго не упоминал о лошадях, боясь как-то задеть Игоря Васильевича. Но однажды тот не выдержал: «Можешь вспоминать о своем боевом прошлом, теперь уж точно в нашем деле ты останешься единственным конником.»

Впрочем, «заботу» Берии вскоре пришлось испытать и самому Славскому. Тот категорически запретил ему охоту.

Славский и Александров любили побродить по тайге, посидеть в засаде на одном из озер — благо места на Южном Урале были нетронутые, а потому дичи было очень много.

Но приказ есть приказ, и несколько лет Славский неукоснительно выполнял волю Берии. Однако после испытаний первой атомной бомбы он все-таки решил нарушить запрет и отправился на охоту — шла северная птица. Берия смолчал. Тогда Славский решил пострелять тетеревов — снега было мало, и птицы высаживались по березам, где становились прекрасными мишенями. Берия при очередной встрече не преминул заметить, что охотой не следует особо увлекаться. Ефим Павлович понял, что запрет снят. После испытаний первой бомбы Берия стал добрее к тем, кого сам и награждал Звездами Героев.

Зачем Берии бомба?

Первый вариант предусматривал полную тайну. Ближе к рассвету шоссе Энтузиастов и все улицы, ведущие к Кремлю, перекрывались. Два автомобиля под специальной охраной пересекали Москву и въезжали через Спасские ворота в Кремль. Утром в специальной палатке, которая разбивалась у Царь-пушки, проходила окончательная сборка «изделия», и уже после этого официально объявлялось, что первая термоядерная бомба находится в Кремле и может быть взорвана в любую минуту.

Второй вариант действий предполагал, что все будет проходить публично. После объявление о том, что на шоссе Энтузиастов находится контейнер с термоядерной бомбой, а во втором грузовике — пульт управления, начинается движение в сторону Кремля. Естественно, охрану и порядок обеспечивают сотрудники служб безопасности и верные воинские подразделения. Кортеж торжественно прибывает в Кремль и здесь, если того потребуют обстоятельства, проходит окончательная сборка «изделия»…

Лаврентий Берия выбрал первый вариант. Группа его генералов выехала на Южный Урал.

В этой истории много догадок, секретности и недоговоренности. Никаких документов не осталось. Впрочем, не исключено, что они хранятся и сегодня «под семью замками», потому что их официальное признание заставит пересмотреть всю дипломатию атомной эпохи человечества.

Речь идет о попытке Л.П. Берии спасти себя и захватить власть в стране с помощью атомной бомбы.

Это пример первого атомного шантажа, который, к счастью, был предотвращен нашими учеными.

Вся история «Атомного проекта СССР» свидетельствует, что из высшего руководства страны только два человека — Берия и Сталин — были в курсе всех дел, связанных с созданием атомного оружия. Естественно, весь контроль осуществляло ведомство Берии. На каждом участке создания бомбы были его представители. Они возглавляли ПГУ при Совете Министров СССР, они следили за всеми, кто работал в «Проекте». И не только в закрытых городах, но и во всех НИИ и КБ, имеющих какое-то отношение к работам по бомбе, находились специальные «уполномоченные» — это были глаза и уши Берии. «От блеска генеральских звезд слепнут наши глаза» — строка неизвестного поэта-физика донесла до нашего времени суть работы ведомства Берии.

Секретность была тотальной. Малейшее упоминание об атомной бомбе, о плутонии, об уране каралось моментально и жестоко.

Один из физиков вернулся с Урала в Москву. Его сын сказал в школе, что они жили в городе, где делают атомные бомбы. На следующий день отец и мать были арестованы. За разглашение государственной тайны они получили по десять лет «без права переписки», что чаще всего в ГУЛАГе означало гибель. А школьник был отправлен в сиротский приют.

В штабе «Атомного проекта» — ПГУ — неожиданно выясняется, что секретные документы уничтожил один из работников, который не имеет соответствующего разрешения. Тут же принимается Постановление Совета Министров СССР, в котором наказываются не только все виновные в допущенной погрешности, но и руководителям ПГУ «строго указано». Кстати, текст самого постановления показывает, как надо хранить государственную тайну: непосвященные понять, о чем идет речь, не могли.