Атомная крепость (Книга 2)

Но была и еще одна очень важная причина, по которой приезд Годдарта в Москву являлся пока что нежелательным. Грин отлично понимал значение операции "Шедоу", ту ответственность, которую возложил на него Харвуд, и разработал свой план действий засланного Харвудом в нашу страну очередного помощника. По этому плану Годдарт одновременно с пребыванием в Москве под надежным прикрытием должен был получить и возможность, не откладывая в долгий ящик, приступить к делу, к тому самому "делу", из-за которого его и перебросили на советскую землю. А это требовало подготовки, на которую уходило много времени. К моменту перехода Годдартом советской границы подготовка не была еще завершена. То обстоятельство, что по вызову Уильяма Прайса и Харвуда Грин временно покинул территорию Советского Союза тогда, когда Годдарт еще пробирался к Ленинграду, не меняло положения, - у Грина имелся помощник, он-то в соответствующий момент и дал Годдарту сигнал отправляться в Москву. Однако до этого сигнала прошло немало дней.

Глава девятая

Среднего роста, плотный, упитанный мужчина под пятьдесят, с застывшей на лице благожелательной улыбкой рубахи-парня - таков Михаил Борисович Рахитов. Говорит негромко, рассудительно, а если с кем-либо один на один, то приглушенным, дружественно-сюсюкающим шепотком.

Рахитов держался скромно. Начальство было довольно покладистым ответственным товарищем. Потом оказалось, что Рахитов защитил диссертацию по дисциплине, не имеющей ничего общего с его работой, и получил ученое звание кандидата наук.

Полученная ученая степень принесла Рахитову свои плоды по службе как-никак, в анкете Рахитова появился увесистый довод к тому, чтобы при первой же возможности продвинуть его выше по служебной лестнице. И такой момент наступил. К тому времени Рахитов числился в должности помощника заведующего отделом. Неправильное отношение руководителя отдела к сотрудникам привело к протесту, к резким столкновениям. Рахитов делал вид, что держится в стороне, в разговорах с сотрудниками один на один осуждал недостойное поведение начальника, однако открыто против него не выступал под тем предлогом, что, мол, поскольку он является его помощником, то руководители учреждения могут обвинить Рахитова в разжигании склоки, в стремлении "подсидеть". Приказом по учреждению прежний начальник был освобожден от занимаемой должности, а на его место назначен Рахитов. Сотрудники восприняли это назначение с радостью. Рахитов разводил руками: "Какой я зав? Я же ничего не знаю!" Он не прибеднялся - сидя за закрытой дверью своего кабинета, действительно ухитрился ничего не знать, даже о том, что касалось непосредственно дел, которыми он официально занимался уже в течение ряда лет. Рахитов видел наступающее у сотрудников разочарование им и решил принять меры. На вопросы и замечания недовольных его деятельностью руководителей учреждения он теперь неизменно отвечал, что-де ему "не с кем работать", что прежний руководитель подобрал исключительно угодничавших перед ним, неспособных и неквалифицированных людей, которые, мол, устраивают ему, новому начальнику, тайную обструкцию. Не поняв хитрого хода своего протеже, начальство дало согласие на увольнение и переброску неугодных Рахитову людей, - так начался разгром коллектива. И первым, кого выжил Рахитов, был Василий Прокудин, старый коммунист, пользовавшийся уважением за знание дела, принципиальность и отзывчивость, тот самый Прокудин, который фактически вместо него выполнял всю работу по руководству отделом. Теперь от Прокудина следовало избавиться, его присутствие было опасно - этот не станет молчать, видя бездарность и ошибки нового зава. В расправе с Прокудиным Рахитову помогла и случайность: нашлись люди, давно затаившие на Прокудина обиду за когда-то где-то сказанное тем прямое слово. Теперь они решили, что настала пора проучить строптивого сотрудника, и уволили его, снабдив при этом прекрасной характеристикой - видимость объективности была соблюдена. Прокудин попытался пожаловаться, но - иногда и так бывает - лишь нажил себе этим новых недоброжелателей. В конце концов все решал Ананий Федорович Баранников. А уж Рахитов постарался представить Прокудина в самых мрачных красках, как человека неуживчивого, склочного, высокомерного. Ананий Федорович принял решение. Рахитов торжествовал. Мог ли он представить, что, роя яму Прокудину, тем самым роет могилу самому себе. Но жизнь сложная вещь, случилось именно так.

Высокое служебное положение еще больше вскружило Рахитову голову. Он упивался достигнутыми в жизни успехами, карьерой.

Кое-кому из оставшихся в отделе старых сотрудников довелось случайно побывать на квартире Рахитова, оказалось, что всегда скромно, почти бедно одетый, он живет в роскоши, добытой одному ему известными средствами, ковры, хрусталь, картины, антикварные безделушки...

Положение обязывало, и, разыгрывая из себя ценителя искусства, Рахитов довольно часто посещал театры, концертные залы.