Но вот повадки имперских армейцев его поразили. Они не проносились рядом с бешеной скоростью. Наоборот, все время притормаживали и редко сигналили — все больше высовывались из люков и окон и покрикивали на тех, кто сильно мешал движению. Дважды какие-то автомобили камуфлированной раскраски вообще останавливались. Откуда-то выныривал солдат или офицер (Бюрос-Ут находился не рядом, так что четко разобрать петлицы не мог) и начинал раздавать окружающим что-то из ящика или даже из кармана. Потом кланялся, прикладывал руку к сердцу, явно извиняясь, что не может остаться и разделить судьбу путников, и снова нырял в свой люк. Одну камуфлированную черными пятнами машину Бюрос с жутью опознал. У нее на капоте красовался чернющий трехглавый орел — знак «Коготь». Спецбатальон личной гвардии северного императора. Вернее, один из спецбатальонов. Офицер или сержант высунулся из машины, вручил в первые попавшиеся руки свою фляжку и какие-то таблетки, вынутые из кармана робы. Затем что-то долго и проникновенно говорил. Видимо, вдохновлял шпаков не падать духом окончательно.
Массаракш-и-массаракш! Все увиденное шло вразрез с тем, что внушалось на занятиях политической подготовки. Никто не колотил гражданских дубинками, не постреливал для развлекухи, не таранил бампером коляски с детишками. Может, просто поступило новое распоряжение имперской канцелярии обращаться с рабами аккуратнее? Типа, уразумейте, что нас немножечко побомбили ядерными ракетами, снесли кой-какие города. Теперь тягловых двуногих животных стало поменьше. Извольте погодить с развлекательными отстрелами до тех времен, когда популяция подданных хоть немного восстановится.
Нет, такого, разумеется, не могло быть.
29
Капитан-охотник Йои Лазым готов убить своих гидроакустиков. Массаракш-и-массаракш! Не суметь выследить такую дурынду! Ладно, пока они ему требуются хоть в таком, малопригодном виде. Но когда «Гидийорум» вернется на базу… Ой, что будет! Мичманский состав — в карцер, тут же. Пусть там, в тиши и покое, оттачивают доброкачественность слуха. А командира гидроакустического поста — лейтенанта-загонщика Вара Хешре — на вахту, на все время стояния на пирсе. Пусть — массаракш — слюни глотает, когда другие младшие офицеры будут похваляться удалью на фронтах покорения женских сердец. Короче, с работой акустиков почти полный швах. Так, кое-где иногда что-то ловят, и это «что-то» и «где-то» позволяет хоть немного оправдывать фланирование миноносца по приконтинентальной акватории.
А вот мотористы радуют. Все редукторы, валы, шатуны и прочее хозяйство работает как часы. И главное, урчит себе потихоньку. Никаких тебе рыканий, пробуксовок. «Гидийорум» идет по волнам, что раскаленный утюг по свежей простыне. Учитывая, что активную локацию Йои Лазым намеренно не использует, а глубинные бомбы миноносец не сбрасывал с того самого первого случая, можно сказать, «Идущий впереди» не выдает свое присутствие совершенно ничем. Вопрос только в том, наличествует ли в этой маскировке смысл?
Натасканный охотник за подводными лодками Йои Лазым очень надеется, что смысл все же наличествует. Пусть вражина думает, что крутой перец, что облапошил всех на Сфере Мира, а мы будем красться позади и посвистывать, как будто совершенные лопухи. А потом — бац!
Момент для оного «бац!» обрушился как снег на голову. У всех на мостике долю секунды открыты рты в удивлении. Надо же! Конечно же, все под Мировым Светом рано или поздно повторяется, но ведь не с такой же частотой? Где-то в интеркоме и в переговорной трубе оживает акустический пост. Надо же! В предчувствии карцеров ребятишки проснулись и прочистили уши! Их активность уже никому нафиг не потребна. Вдали, в чашеобразности вывернутого в нужную сторону мира, выпирает из темной воды наружу столь тонюсенькая на расстоянии, но толстющая, исходя из прошлого опыта, ракетометная труба.
— Торпедные машинки — товсь! — хлестко отвешивает Йои Лазым. — И еще пару в готовность! Вперед средним ходом! Не шумим, но торопимся, — добавляет он более тихо для окружающих вахтенных. С интеркомов и переговорных устройств сыплются ответные доклады.
— Хотя, не без глаз же они, — бормочет капитан-охотник себе под нос. — Все равно ведь заметят.
— А может, у них то же, как и у нас… — делает предположение капитан-поисковик Кэ Тадда и тут же замирает, как под взглядом василиска.
— Глупость какая, — цедит командир корабля. — Если у нас поломки, то и у них тоже? Непомерное самомнение — приписывать свои недостатки врагу.