Атомное комбо

— А если бы я перешла к оправданиям?

— Не играй со мной.

— Хотя ты прав, к чёрту оправдания. Я могла бы просто… — Я прижалась ухом к его груди, закрывая глаза. Прислушиваясь. — Могла бы просто напомнить, для кого бьётся это сердце. А потом сделать вот так. — Я чувствовала пульсацию под губами. В стародавние времена принцессы жаловали рыцарям целомудренные поцелуи, так же и я хотела наградить это чуткое, верное и послушное любому моему желанию сердце. — Или так? — Как некогда он отмечал поцелуями мои шрамы, так теперь я напоминала ему их расположение. У ключицы, справа. На плече. У шеи, неглубокий, тонкий, его можно очертить языком. — Ты бы оттолкнул меня?

Судя по тому, как он обвил меня здоровой рукой, прижав к себе, ответ отрицательный.

— Я бы сказала: давай всё начнём сначала. Ты ведь хочешь этого? Дай мне ещё один шанс, пожалуйста.

— А я бы сказал: чёрт возьми, нет, — прорычал Атомный, сопротивляясь из последних сил.

— С чистого листа, Ранди, — упорствовала я, осторожно беря его разбитую руку в свою. — Как будто ничего не было. Ты снова мог бы тайком подсматривать, как я переодеваюсь, а я бы делала вид, что не замечаю тебя. Ты мог бы во сне «случайно» задеть мою грудь. Робко, невесомо, так, что я не должна не только проснуться, но даже заметить этого. Вот так. — Его пальцы осторожно коснулись соска. — Ты мог бы снова впервые поцеловать меня. Как в тот раз, помнишь? На том поле, после того как зарезал Митча. — Когда он потянулся к моим губам, я повлекла его руку вниз по своему животу, и это оказало на него неожиданное действие. Атомный остолбенел. — Или, может, ты хочешь снова прикоснуться ко мне там?

Что-то во всём этом было такое, что лишало его разума, хотя после стольких лет не должно бы. Однако моё тело ещё не было до конца им изучено, и эта несправедливость выводила его из себя. Теперь на пути долгожданного познания стояла только вода. Он просунул руку между моих бёдер и одновременно с тем больно поцеловал меня. Так же, как тогда, после убийства Митча. В ответ я осторожно сжала его запястье, чувствуя, как пальцы скользят по складочкам, почти проникая внутрь. Я выдохнула: «горячо», а он в ответ поцеловал меня так, что стало запредельно жарко. Я простонала: «так… странно. Там, в самом низу», а он уточнил: «когда я делаю так?». Я едва слышно напомнила: «я же просила тебя не утруждать ничем эту руку», а он предложил: «тогда почему бы тебе не помочь мне?». Я сказала «мне страшно», а он попросил: «кончи, пожалуйста, Пэм».

Я закрыла глаза, раскаиваясь в своём необдуманном поведении. Об аллегории уже никто из нас не вспоминал. Да даже о том, где мы находимся.

— Не могу. Не трогай. Хватит. Пожалуйста.

— Кого мне нужно убить, чтобы увидеть это?

— Ч-что?

— Твоё лицо, когда ты кончаешь. Я уже устал представлять. Закусишь ли ты губу, сдерживая стон? Или позволишь мне его услышать? Ты запрокинешь голову и подашься мне навстречу? Или в последний момент захочешь отстраниться и закрыть лицо руками? — Его левая ладонь оказалась на моей щеке, большой палец скользнул по нижней губе. — Я не верю, что ты можешь быть ещё красивее, Пэм. Покажи мне.

Казалось бы, столь невинному желанию ничто не должно было помешать. Если бы он ещё пару раз задел нужную точку, он бы увидел то самое выражение лица, которое так просил продемонстрировать. Если бы я чуть подалась вперёд и решила пососать палец, дразнящий мои губы, кончила бы здесь не только я.

В дверь постучали, но дожидаться ответа не стали. Холод облепил моё мокрое тело, но ещё до того, как Вильма шагнула в комнату, я сидела от Ранди далеко настолько, насколько это позволяла ванна.

Вода билась о бортики, выливаясь через край. Служанка мельком глянула на нас, после чего кинула на тумбу с раковиной чистые полотенца и сменную одежду.

— В этом доме не курят, — бросила она на выходе, хотя хотела придраться совсем к другому. Много к чему, на самом деле, но имела право только к этому.

— Кажется, я знаю, кого мне нужно убить, — пробормотал Ранди, сжимая правую руку в кулак и поднося её к губам.

Глава 43

Тишина и чрезмерная мягкость подушек мешали мне заснуть. Ранди же (хотя ему постелили в отдельной комнате) предпочёл спать в кресле, не раздеваясь. Это было обусловлено привычкой и никак не связано со мной. Война приучила Атомного всегда быть наготове, поэтому ещё долго время он будет спать в одежде и с оружием.

Я заснула рано, едва светало, а проснулась уже после заката, хотя думала, что не проснусь вообще никогда. Это был мёртвый сон, лишённый цвета и звука, а пробуждение напоминало похмелье. И поэтому, поднимаясь, одеваясь, приводя себя в порядок, я чувствовала себя потерянной.

Зеркало в ванной оскорбляло меня. Почти стерильная чистота, царившая в доме, была мне враждебна. Я чувствовала себя в окружении дорогой мебели и модных картин неуютно, и вовсе не потому, что каждая вещь здесь принадлежала комиссару и носила на себе печать его характера.