— Ну, с Богом, — театрально провозгласил Эсно, глянув на Пресвятого. Тот разворачивал белоснежное полотнище знамени с изображением мёртвой головы, а в моменты выполнения своих прямых обязанностей он был слишком сосредоточен, чтобы обращать внимание на шутки.
Все смотрели вперёд, а я — на Ранди. Он стоял в первой шеренге, закатывая рукава по локоть. Прошло немало времени, и теперь каждое сражение или перестрелка воспринималась им как работа. Не то чтобы он скучал или ему не хватало мотивации, просто он вспоминал о том, почему мы здесь находимся, только после битвы. Когда у него над ухом свистели пули, вопрос «почему я здесь?» его не тревожил.
Ему просто нужно было напомнить.
— Эй, Атомный. — Я подобралась к нему, кладя руку на плечо. — Ты ведь знаешь, что Джесс Эсно — благородный. Он жил себе в столице и горя не знал, а потом ему в голову взбрело отправиться на войну. Просто так, скуки ради. А теперь он здесь герой. Глянь, как на него смотрят новенькие. Странно, что папенькин сынок здесь так популярен, а мы с тобой находимся в его тени.
Ранди достал из кобуры нож и улыбнулся, уловив мою мысль.
— Так не должно быть, правда? — продолжила я. — Он ведь ни черта не знает о том, кто эти люди, стоящие перед ним, и на что они способны. Ни один из «чёрных» лично ему ничего не сделал. Он не жил с ними бок о бок два года. Но почему-то именно его считают здесь примером для подражания, а не нас с тобой.
— Прости, я плохо справляюсь.
— Ты справляешь лучше любого из нас. Как солдат ты превосходишь здесь каждого, но, Ранди, ты не обычный солдат. Ты пришёл сюда отомстить за нас, и посмотри. Видишь, сколько их пришло? Всё — для тебя. — Я обвила его руками. — Сегодня мы не проиграем. Мы не умрём сегодня, правда?
— Нет, — пообещал Ранди, но, разумеется, наша неуместная нежность со стороны выглядела как прощание и вызывала у новобранцев панику. — Никто тебя и пальцем не тронет. Никогда больше. Ни один из них.
Казалось, стоит ему сказать это, и моя безопасность становилась незыблемой. Во веки веков. Ха…
— Я буду смотреть на тебя, — пообещала я, разжимая объятья, снимая «поводок». — Покажи мне…
Тот день мог стать последним для нас. В тот день я убила вражеского санитара. Я запомнила его лицо, на которое, как маска, был надет серокожий страх. На руке, в которой мужчина держал нож, белел шеврон с красным крестом. Эта рука привыкла лечить, а не убивать.
Мы ползли, пригибаясь к земле, и не замечали друг друга до тех пор, пока не столкнулись нос к носу.
Он замахнулся ножом, который использовал для вскрытия упаковок, но, разглядев перед собой ребёнка, замешкался. Через минуту я стягивала с него сумку с медикаментами, держа свой нож в зубах. Кровь и грязь попали на язык, во рту сделалось солёно.
Вокруг творилось невообразимое. Солдаты закалывали друг друга, ломали хребты и челюсти, метили в глаза, в шею, в пах, ревели, бросались вперёд, валили на землю, оказывались сверху, добивали. Молодая стая. Такими их никогда не увидят их женщины — матери и жёны, к которым они мечтают вернуться. Миротворцы, которые привыкли улаживать все проблемы оружием. Сыновья, мужья, отцы, которым стал роднее язык насилия. Убийцы, которые мечтают гармонично вписаться в мирную жизнь.
Так же, как и я.
Я перекладывала из чужой сумки в свою всё подряд: шприцы, жгуты, индивидуальные пакеты, спиртовые салфетки, таблетки и инъекции. Письмо… мне попалось в руки запечатанное, написанное перед самым боем, неотправленное письмо. Надо было его выкинуть, но я забрала и конверт. Клочок бумаги в сумке, гиря на душе.
Трофейные медикаменты лучше, но дело даже не в качестве. В тот раз нам не из чего было выбирать. Ни одного стерильного бинта или шприца. Добровольно он бы сумку не отдал. У меня не было выбора. Кто мне дороже — он или наши солдаты?
Казалось бы, ответ очевиден, и всё-таки…
Это был самый долгий бой на моей памяти. Санитары же всегда сражаются дольше солдат. Мы ещё долго ходили по полю, выискивая раненых. Остановил кровотечение, очистил рану, дезинфицировал, перевязал, обезболил, отнёс к окопам. Остановил кровотечение, очистил рану, дезинфицировал, перевязал, обезболил… Кто-то звал Джека, но Джек не откликался. Кто-то, словно взбивая масло в ступе, колошматил противника прикладом по разбитой голове.
Я заметила двух заблудившихся бабочек — две вальсирующие фиалки над засеянным трупами полем. Их танец заставил меня задуматься над тем, насколько природа безразлична ко всему, что с нами происходит. Здесь лежат сотни убитых, завтра умрёт столько же, но это не остановит время, не отменит весну. В масштабах вселенной
Эта мысль выбила меня из равновесия. Я даже подумала, что происходящее может быть неправильным. Что меня здесь не должно быть…
Но Ранди, как если бы мог чувствовать мои сомнения, помог мне освежить некоторые воспоминания. Он, как и я ему перед атакой, напомнил мне о причине, по которой мы так рвались сюда. Пока только об одной причине, но самой веской.
— Пэм!