Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

Я, конечно, в своей недлинной жизни уже всякое видел. Один раз в Эфиопии даже проезжал через палаточный лагерь беженцев из Огадена, на который перед этим скинул пару напалмовых баков сомалийский «МиГ-21». Причем пилот явно специально по лагерю целил, «человеколюбец» хренов. Так вот там люди были не просто убитые, а сгоревшие и, если можно так выразиться, «пережаренные» и просто «жареные»…

Но сегодня при виде всего этого в моей голове почему-то вертелось только ехидно-злорадное «ну что, получили?». Ведь мы же сегодня никого пальцем не тронули, а убивала их без всякого разбора своя же авиация – немецкая и американская. Та, что, по идее, должна была их прикрывать и защищать, летчиков которой содержали на их налоги. Вот она и прикрыла – теперь небось самим страшно стало…

А с другой стороны, у тех же американцев еще со Второй мировой девиз: «Чтобы разбомбить что-то, нужно разбомбить все», и гражданское население они тогда тоже не жалели. С пилотов какой спрос? Они что – всерьез будут высматривать, где военные, а где гражданские? Под зенитным обстрелом? Им приказали атаковать танковую колонну в таком-то квадрате – они и атаковали, не разбирая, где советский танк, а где легковушка с почтенными западногерманскими бюргерами…

Тем временем наша БМП свернула влево, и здесь передо мной в очередной раз предстала картинка, опять-таки достойная 2-й мировой. В какой-нибудь толстой энциклопедии подобные фото обычно подписывают фразами типа «Дороги войны» или «Фашист пролетел».

Все вокруг было в саже и копоти – полотно дороги, трава, расщепленные деревья. Основательно повеяло горелым – и бензином, и железом, и резиной, и, очень похоже, мясом. Сначала нам навстречу попался просевший на ободах сгоревший бортовой «Урал», в зад которому уткнулся второй такой же (обгоревший докрасна брат-близнец), только с КУНГами, потом – разбитый «Зил-131» на пробитых шинах, с оторванным капотом и выбитым ветровым стеклом, а чуть дальше, за поворотом, началось вообще что-то вроде автомобильной свалки. Там лежал на боку сильно дырявый «Урал» с КУНГом, густо чернели воронки, еще дымился выгоревший дочерна «БТР-50ПУ», а вокруг вдоль дороги валялись рамы, кабины, колеса и прочие бренные останки еще десятка сгоревших грузовиков, КУНГов, прицепов и нескольких, измочаленных буквально в хлам «уазиков-469».

– Стой! – скомандовал я Сухаревскому, наконец увидев за автомобильным ломом людей в форме. БМП остановилась. Я спрыгнул с брони на землю.

Вокруг, хрустя щедро разбросанным взрывной волной под подошвы сапог щебнем и битым стеклом, бродил народ. В основном солдаты и сержанты, занятые примерно одним и тем же – отделением еще живых от мертвых и эвакуацией этих самых еще живых. Раненых поднимали и перетаскивали к двум санитарным «буханкам» с красными крестами и бортовому тентованому «Уралу». Там вразнобой, но громко орали явно от нестерпимой боли несколько голосов. Здесь же обнаружилась полузнакомая медсестра Матюхина из нашего Альтенграбовского госпиталя, молодая супруга тамошнего криворукого стоматолога. В прежние времена эта неприступная фифа в основном занималась прививками и добавлением брома в солдатский компот или кисель. Соответственно, сейчас данная, обычно щеголявшая в облитом по фигуре белом халате и модельных туфлях, красавица с идеальной прической смотрелась словно лохушка, в великоватых хромовых сапогах, сдвинутой на затылок беретке и форменном платье х/б с закатанными рукавами и погонами прапора (никогда бы не подумал, что эта Матюхина прапорщик, а значит, не просто медсестра, а военфельдшер). Меня она не заметила, поскольку была занята тем, что не очень умело бинтовала голову какому-то лейтехе с забрызганным кровью воротом полевого кителя, который стонал и всхлипывал. Через открытую дверь ближней «буханки» было видно несколько сидящих там, белеющих свежими бинтами на разных частях тел, фигур. Тут же один щуплый рыжий солдатик заматывал бинтом окровавленную кисть правой руки другому, бритому налысо, приговаривая:

– Терпи, Сеня, сейчас мы тебя в госпиталь…

Бритый Сеня терпел и молча скрипел зубами.

Как ни странно, никого из штабных вокруг видно не было. Зато погрузкой лежачих раненых в кузов «Урала» командовал смутно знакомый мне военврач в фуражке и полевой форме с погонами капитана. По-моему, я его в нашем гарнизонном медпункте встречал, ну и на разных банкетах по торжественным датам мы пару раз сидели поблизости за праздничным столом.

– Товарищ, где штаб полка? – спросил я его. Вспомнил, фамилия этого капитана была Зеленов, а звали его, по-моему, Паша. В госпитале он вроде работал в хирургическом отделении, а за столом мы сидели рядом, поскольку он, как и я, был то ли не женат, то ли разведен. Прочих-то офицеров на банкетах сажали парами, вместе с законными супругами.

– А вот, – обвел он рукой вокруг себя. – Ты стоишь прямо посреди штаба полка…

А потом, присмотревшись, вдруг спросил:

– Трофимов, Андрей, едрит твою мать, ты, что ли?!

– Здорово, Зеленов, – ответил я. – Паш, чего тут было-то?