Читаем Атомные в ремонте полностью

Не вполне ясна была ожидаемая радиоактивная обстановка при выгрузке. По инструкции радиоактивность сборки вместе с находящимися в ней аварийными каналами оценивалась в 10 тыс. рентгенов. При такой активности работу производить нельзя. Но у нас зона уже была выгружена, и обстановка ожидалась более благоприятной. Дозиметристы с базы перезарядки и с завода, независимо друг от друга замерили интегральный поток внутри сборки путем подвешивания гирлянды дозиметров. Результаты сошлись. 100-120 рентгенов. Это вполне приемлемая для работы величина. На расстоянии пяти метров она безопасна, а на более близком расстоянии следовало ограничить количество людей и время пребывания в опасной зоне. Вроде бы все в порядке, но я совершенно не верил замерам дозиметристов. Опыт мне подсказывал, что замеры врут, а вот насколько, какую брать поправку, я не знал. Как оказалось впоследствии, от уже выгруженной вместе со скафандром сборки в могильнике «светило» 900 рентгенов, на два порядка больше ожидаемой величины.

Имея в виду эти сомнения, мы предусмотрели дополнительные меры безопасности: выгрузку производили в воскресенье, всех рабочих удалили от места выгрузки на 500 метров, на кораблях объявили радиационную тревогу и т.д. Думаю, что эти меры нас и выручили.

Другим источником тревоги было сомнение в том, удастся ли выгрузить сборку без заклинивания ее в корпусе реактора.

Опасность такого заклинивания была вполне реальной. Длина сборки три метра, а зазор между нею и корпусом в некоторых местах был всего полмиллиметра. Изготовители реакторов рассказали мне, что у них в цехе одно время такие заклинки при загрузке сборки стали правилом. Как выяснилось. Их причиной явилась маленькая вмятина в рельсе тележки мостового крана, которая каждый раз останавливалась на одном и том же месте – над стендом сборки реактора. В наших условиях, при наличии зыбкой системы, состоящей из реактора в находящейся на плаву лодке и плавкрана, мы могли мечтать лишь о точности + 5 см, а не долях миллиметра.

Я обратился ко всем специалистам, чтобы они продумали меры против заедания сборки в корпусе. Прошли сутки – никаких предложений нет. Я всех запер в комнате на два часа – нет предложений. Сам я к этому времени написал инструкцию из 14 пунктов. Припоминаю, что в ней предусматривалось прекращение движения по Пала-губе, выравнивание лодки на ровный киль с точностью до секунды и ряд приемов, обычно выполняемых при монтаже турбины. И все-таки я очень волновался: застрянь сборка в корпусе – и никакими силами ее не вытащить. И была бы под моим руководством выведена из строя стратегическая подводная лодка. Меня бы за это по головке не погладили, да и я бы сам себе этого не простил.

Перезарядчики почему-то не хотели пользоваться штатной оснасткой для выгрузки, а собирались стропить груз по-своему. Пришлось разъяснить им в популярной форме, что если сборка застрянет со штатными приспособлениями, то будет один разговор, а если с самодеятельными, то следователь будет разговаривать по-другому. После этого они сразу же отказались от своей «рационализации».

Вечером в субботу все было готово к выгрузке. Около подводной лодки пришвартовался 50-тонный плавкран, который мы с неимоверным трудом достали. Люди были на местах, оборудование исправно – полный порядок. Вдруг оказывается, что на кране нет стропов, рассчитанных на такую грузоподъемность. Вот это номер! Мы забегали, зазвонили – все безрезультатно. У завода стропы есть, но плавучий склад от старости притоплен кормой, а стропы как раз в кормовом трюме. На складе в Мурманске выходной день. Все уладил Тертычный. Оказалось, на кране стропы были, но капитан… не хотел их пачкать. Тертычный послал на кран матросов и они обмотали стропы бинтами. Команде крана за успешное проведение операции был обещан приз – три литра «всеобщего эквивалента», то есть спирта.

Итак, в воскресенье, 20 января, в 12 часов дня, при морозе ровно 20 градусов (а при более низкой температуре кранам запрещается работать) началась выгрузка сборки). Она прошла удачно. Тертычный и еще один офицер, кажется, Ветренников руководили работой крановщиков, находясь непосредственно на верхней части сборки. Они вместе с ней въехали в скафандр, а потом появились над ним. В какой-то момент раздался металлический скрежет, но все обошлось. По мере подъема сборки по трансляции шли доклады о радиационной обстановке как с подводной лодки по данным стационарной системы, так и снаружи по показаниям переносных приборов. Данные превышали расчетные примерно в 10 раз. Для нас, находившихся в пяти метрах, это было не опасно, но для Тертычного с товарищем многовато. Сборку зафиксировали в скафандре, затем вместе с ним перенесли в трюм ПТБ. Там к скафандру приварили днище, и операция была завершена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное