Атомный аврал

«В декабре 1948 года был пущен завод, а в августе 1949 года мы были вынуждены в тяжелейших условиях ремонтировать уровнемеры и датчики в 3, 6, 7 и 8 отделениях 101 здания. Завод был на грани остановки. Было принято решение ликвидировать неисправности, не прерывая радиохимические процессы. Мы, бригада Н. Кужлева, должны были все неисправности устранить. Вскрыли защиту каньонов, и мы, человек двадцать, по очереди снимали датчики с крышки аппарата, привязавшись веревками, чтобы не свалиться вниз — в каньон. Под сильным облучением ловили и подвешивали поплавки. Облучались сильно, работали в противогазах. Часто из носа шла кровь и мешала дышать. Тогда за веревку вытаскивали одного человека и опускали другого. Не принимали во внимание никакие показания дозиметрических кассет. Благодаря адскому труду завод не был остановлен».

22

Январь 1949 года…

До последнего времени Харитон все ещё лелеял надежду, что до окончания правительственного срока успеет проскочить на завод «Б» и вторая загрузка реактора. Это обеспечило бы получение плутония ещё для одной — резервной бомбы. Подстраховка в случае неудачи с первой была бы нужна. Вторую АБ можно было бы изготовить уже не по американской схеме, а собственной конструкции. Были у Харитона хорошие предложения взрывников и теоретиков по модернизации самого узла сближения и сжатия подкритических масс. Эта схема обещала больший КПД использования плутония и, следовательно, большую мощность взрыва. Но для этого нужно ещё килограмм семь плутония. А может быть, успеют?

И Курчатов понимал, что подстраховка нужна. Неудачный взрыв в первой попытке имел бы катастрофические последствия для всего атомного дела. Пришлось бы отвечать всем. И уж в этом случае никакие объяснения и ссылки на объективные причины не помогут. Отвечать пришлось бы не аргументами, а головой. Однако события повернулись таким образом, что всякая надежда на резервную подстраховку исчезла совершенно. Испарилась полностью.

После первой массовой выгрузки урана из реактора в ноябре 1948 года предполагалась плановая замена прокорродированных труб ТК. При первом пуске котла были установлены неанодированные трубы. Уже первые недели и месяцы работы показали, что часть труб начинает протекать. В них появлялись микротрещины, через которые охлаждающая вода попадала в зазор «труба — графит» и замачивала кладку. Ситуация усугублялась ещё и тем, что проектная система контроля и влагосигнализации (система «В») оказалась, по сути дела, неработоспособной и не позволяла оперативно выявлять протекающий канал. Графитовая кладка для подсушки могла по проекту продуваться сверху через специальный сборный коллектор сжатым воздухом. Но это тоже опасно из-за горючести графита. Только через год была построена азотная станция, и котел стал продуваться не воздухом, а сухим инертным газом (азотом), что позволило поднять мощность реактора выше проектной величины. Но это — потом… А что было делать в декабре 1948 года? Анодированных труб ещё не было: не успели изготовить. Решено было новую массовую загрузку произвести в старые трубы. Авось простоят как-нибудь ещё одну кампанию.

На новую загрузку котла «А» пошел весь имевшийся в стране запас металлического урана. Результат этой спешки был печален. Уже в конце декабря началась массовая протечка труб и замачивание кладки. Физические параметры котла постоянно, день ото дня ухудшались. Запас реактивности таял на глазах. К тому же резко возрос риск очередных «закозлений» из-за трещин в каналах. В начале января 1949 года Курчатов через Музрукова и Славского запросил у ПГУ и СК разрешения на внеплановую остановку и ремонт реактора. Ванников колебался. Берия и Завенягин настаивали на продолжении работы. Берия ещё сильнее, чем Курчатов и Харитон, желал иметь резервную бомбу в запасе. Курчатов пытался объяснить: рискуем испортить весь графит и, следовательно, вообще вывести из строя котел.

— Продолжайте работать!

Берия знал, что требовал! Хруничев, министр авиационной промышленности, в эти дни крутился, как живая рыбка на сковороде. Анодированные трубы были на подходе.