Атомный конструктор №1

В те же «перестроечные», годы, видимо — вспоминая сделанное и размышляя о жизни и делах людей вообще, Фишман быстрым почерком записал:

«Могучая кучка»

1. Константинов В.А

2. Петров Н.П.

3. Эфрос В.М.

4. Григорьев В.П.

Яковлев Вл. М.

5. Гречишников В.Ф.

Могучая кучка

1. Балакирев

2. Ц.Кюи

3. Бородин

4. Мусоргский

5. Римский-Корсаков»

А ниже, на том же листике:

«Могучая кучка

ВНИИЭФ

ЮБ — ЕА — СГ — ДА — Тр.»

Первый список — это та группа специалистов-дизелистов из Центрального института авиамоторостроения (ЦИАМ), которая в начале 1941 года появилась на Кировском заводе, где уже работал Фишман.

Второй список — знаменитая композиторская «Могучая кучка», чье название стало в России нарицательным.

Однако особенно интересен третий список: «Могучая кучка» ВНИИЭФ! Фишман на людях был подчеркнуто скромен, но, как видим, про себя он вполне сознавал свой масштаб! И включил в «Могучую кучку» ВНИИЭФ наряду с Харитоном (ЮБ), Негиным (ЕА), Кочарянцем (СГ), Трутневым (Юрий Алексеевич Трутнев был обозначен «Тр.» очевидно потому, что инициалы его имени-отчества совпадали с инициалами Юрия Александровича Романова, тоже, надо сказать, игравшего во ВНИИЭФ роль ведущую. — С.К.) и себя…

Как ни посмотри на историю крупнейшего и старейшего центра разработки советского ядерного оружия, интегральная первая пятерка будет именно такой, как ее определил Фишман.

Да, в истории КБ-11- ВНИИЭФ были Павел Зернов, Борис Музруков, Николай Духов, Кирилл Щелкин, Яков Зельдович, Андрей Сахаров, талантливые, безвременно ушедшие Юрий Бабаев и Владимир Гречишников. Но, составляя свою «Могучую кучку», Давид Абрамович явно имел в виду не просто профессиональные заслуги, но суммарный вклад того или иного выдающегося деятеля ВНИИЭФ в создание такого явления жизни страны, как ВНИИЭФ! Не только вклад в достижения зарядостроения, но и в создание самого зарядостроения.

Впрочем, о том — что точно имел в виду Давид Абрамович, можно только гадать.

А сейчас читатель опять сможет услышать самого Фишмана, поскольку следующая глава — состоит, в основном, из записей Давида Абрамовича.

Они, скорее всего, представляли собой что-то вроде зародыша его мемуаров. Эти мысли и заметки «от первого лица» не причесаны и не подвергались редактированию, что, на мой взгляд, является единственно верным.

Глава 11 Фишман вспоминает…

ОСНОВНЫЕ труды Давида Абрамовича хранятся в архивах, охраняемых стальными сейфами, системами сигнализации, часовыми и рядами колючей проволоки. Однако сохранился и небольшой домашний его архив, в котором особое место занимает затрепанная высокая стопа бумажных «носителей информации» — блокнотов и тетрадей с записями о прошлом. Они интересны как сами по себе, так и тем, что Давид Абрамович открывается здесь с новых, и иногда — с неожиданных сторон.

Конечно, воспоминания Давида Абрамовича о старших коллегах могли бы быть намного более полными и живыми, если бы он писал их сейчас — когда о многих деталях и обстоятельствах ядерной оружейной работы можно говорить свободнее. А тогда, в пору максимальной закрытости темы, Фишман, готовя, например, речь о Николае Леонидовиче Духове, прямо указывал в тексте на то, что даже во второй половине 80-х годов он лишен возможности сколько-нибудь подробно и по-профессиональному точно изложить научнотехническую сущность деятельности Н.А. Духова в КБ-11.

Напоминаю еще раз, что стиль Фишмана везде сохранен полностью, лишь в некоторых случаях для смысловой связки вставлены слова, взятые в квадратные скобки. Поскольку ниже приведены чисто «внутренние» записи, то нередкие отрывочность и «телеграфная» краткость (и, напротив, порой длинноты, усложненные обороты, погрешности во внятности изложения и т. п.) вполне объяснимы — писалось-то для себя… Тем не менее, все тексты даются практически в неприкосновенности, чтобы читатель мог получить не приглаженное, а прямое представление о «внутреннем» стиле Давида Абрамовича.

СЛОВО О КУРЧАТОВЕ

Комментарий Сергея Кремлева:

Эти воспоминания Давида Абрамовича составлены из нескольких вариантов, включая его черновые записи. На одном из черновиков воспоминаний имеется и черновик следующего письма к, скорее всего, ветерану ВНИИЭФ, интересующемуся историей, В.И. Ткачеву:

«Вален<тин> Ив<анович>!.

Попросили очень поздно, поэтому только самые общие впечатления: невиданная целеустремленность, масштабность, требовательность, доверие, умение руководить, умение слушать и разговаривать метко, уверенно и убедительно, пытливость во взгляде и вместе с тем чувство товарищества — вроде бы человек [с тобой] советуется.

Подкупающая умная полуоткрытая улыбка»

* * *