Атомный конструктор №1

Фишман и на этот раз попал на Полигон одним из первых — уже в мае 1951 года он вошел в состав рекогносцировочной группы Георгия Павловича Ломинского — будущего генерал-лейтенанта, директора уральского «Нового объекта». В группу входили также Евгений Аркадьевич Негин (будущий Главный конструктор КБ-1) и Виктор Иванович Жучихин. Но тогда Давид Абрамович пробыл в Казахстане недолго и вскоре вернулся домой — на время.

Зато с середины лета для Фишмана начались хорошо знакомые ему полигонные будни. Испытание должно было состояться 31 августа 1951 года, и 21 и 22 августа были проведены две «ГР» — генеральные репетиции. И опять все на тренировках было почти как «на самом деле»… То есть готовилось «изделие», перекрывались дороги, эвакуировались люди… Уже, так сказать, «штатный» ответственный диктор

Мальский в соответствии с программой оповещения по радиосети возглашал:

«Внимание! Говорит служба оповещения Опытного поля! Говорит служба оповещения Опытного поля! До «Ч» осталось тридцать минут. Повторяю! До «Ч» осталось тридцать минут».

Затем — двадцать минут, десять, пять. Когда до часа «Ч» (22 августа — тренировочного), осталось менее пяти минут, повтор отсчета уже не производился, а просто кратко сообщалось: «Осталось 3 минуты».

Две. Одна. Тридцать секунд. Двадцать. Десять. Пять.

Затем следовал отбой — до настоящего взрыва оставалось. тридцать шесть дней. Нет, я в счете дней не ошибся — просто изменились обстоятельства.

Как уже сказано, первоначально опыт планировался на 31 августа 1951 года, и к 29 августа службы полигона были к испытаниям готовы. Но вдруг все прекратилось, последовал приказ зачехлить оборудование и ждать. И такой режим продолжался достаточно долго.

Девятого сентября была проведена новая генеральная репетиция, однако и после этого продолжился период ожидания. Наконец, Курчатов сообщил, что «добро» Москвы получено. С ноля часов 24 сентября начались работы в «ДАФе», которые выполняла группа Фишмана под руководством Духова. Кроме них в «ДАФе» в это время находились лишь Курчатов, Завенягин и Харитон.

ВТОРОЙ взрыв советской атомной бомбы был произведен 24 сентября 1951 года в 16 часов 19 минут по местному времени. Как докладывали Берии Курчатов, Харитон и Зельдович, мощность бомбы оказалась выше, чем предусматривалось расчетом, и составила 38 000 тонн тротилового эквивалента против 27 000 тонн расчетных.

Отчет завершала фраза:

«Испытание 24.09.51 показало, что задание Правительства об увеличении мощности атомной бомбы и облегчении ее веса выполнено. Бомба с полным тротиловым эквивалентом 38 тысяч тонн и общим весом 3,1 тонны создана»…

Но это было лишь первое в ту осень испытание, к тому же — не самое сложное по своей «редакции». РДС-2 была подорвана на Башне — как и РДС-1. А теперь надо было обеспечить опыт с подрывом РДС-3 после ее сброса с самолета-носителя. Второй опыт проводился на том же Опытном поле, но по цели, расположенной в двух с половиной километрах северо-западнее центра Поля.

Заряд РДС-3 размещался в баллистическом корпусе авиабомбы. Подготовка бомбы для последующего воздушного сброса велась на технической позиции в специальных сборочных мастерских на базовом аэродроме полигона. Надо было окончательно отработать новую технологию сборки. Кроме того, теперь надо было не устанавливать заряд на Башне, а подвешивать в самолете — впервые.

Соответственно, на аэродроме тоже было выстроено свое здание «ДАФ». Только тут оно оставалось и после опыта в целости и сохранности.

7 октября в ходе генеральной репетиции с самолета-носителя Ту-4 было успешно сброшено контрольное изделие «501М». Все было готово к натурным испытаниям 10 октября.

И тут ситуация с РДС-2 повторилась — первоначальный срок тоже был перенесен на более позднее время. Москва почему-то опять запретила испытание впредь до особого указания. Оно поступило лишь 16 октября, а 18 октября командир экипажа Герой Советского Союза подполковник Константин Исаакович Уржунцев поднял в воздух Ту-4 с боевым изделием.

В тот же день в Москву ушло сообщение на имя Берии: