Атомный конструктор №1

Правда, в 1903 году во время торжеств по канонизации преподобного Серафима Саровского сюда приезжала последняя императорская чета, и от тех времен остались не только новые храмы, монастырские постройки и административные здания пустыни, но и изящный царский дворец. Однако дополнительно требовались «площади» под производственные нужды, не говоря уже о жилье для новых жителей поселка.

После гражданской войны в бывшем монастыре организовали детскую колонию, на ее базе возник завод спортивного инвентаря, а перед войной он, как уже говорилось в своем месте, был преобразован в завод № 550 Наркомтяжпрома и позднее передан в Наркомат боеприпасов. Во время войны здесь изготавливались вначале корпуса 152-миллиметровых артиллерийских снарядов для тяжелой артиллерии, а потом — комплекты деталей для снарядов знаменитой «Катюши».

Выбрали это место под ядерный Объект Харитон и Зернов, причем Харитон вспоминал:

«Павел Михайлович совершенно поразил меня… пониманием организационных вопросов… Вот стоим мы с Павлом Михайловичем, он оглядывается и говорит: «Так, вон там мы построим поселок для инженерно-технических работников, вон там — расширим завод, там пристроим, там переделаем.» Для него сразу стало ясно, как все должно быть распланировано и сделано.»

Теперь эти планы материализовались, в том числе — в их «социальной», так сказать, части. А красивый бывший монастырский комплекс, расположившийся на плоской возвышенности, создавал своеобразие облика возникающего городка, одно время не имевшего даже единственного названия: «Приволжская контора Главстроя СССР», «Объект 550», «База №…» и т. п.

В 1954 году по закрытому постановлению Совета Министров РСФСР город получил, правда, закрытое имя «Кремлев», но в открытом обиходе потом фигурировало название «Арзмас-75». Настоящий город Арзамас находится примерно в 75 километрах от поселка Сарова, отсюда — «75». А условное наименование города-«Объекта» означало, что он расположен на территории Арзамасской области, существовавшей до 1954 года.

Этот принцип стал традиционным для названий и остальных закрытых городов, не отмеченных на картах. Так возникли города — официальные «фантомы»: «Челябинск-65» и «Челябинск-70», «Свердловск»-44» и «Свердловск-45», «Красноярск»-26», «Томск»-7» и т. д.

Позднее цифра «75» в названии сменилась более скромной цифрой «16» — кто-то спохватился что «75», означавшее в обычном почтовом адресе номер соответствующего почтового отделения, для небольшого города Арзамаса выглядит странно и может вызвать не только нездоровый обывательский, но и разведывательный интерес.

Да, советский «Лос-Арзамас» — как его прозвали быстрые на прозвища местные острословы — в разное время назывался по-разному. Однако наиболее точным было имя «Кремлев». Кремль — основа оборонной мощи любого старорусского города, а «ядерный» Кремлев стал тем местом, где развернулась наиболее эффектная и эффективная часть первопроходческой «атомной» работы страны.

Впрочем, к концу пятидесятых годов эра пионеров завершалась, хотя не прерывалась эра энтузиастов. Вот как вспоминает те годы Валентин Матвеевич Горбачев — начальник отдела физических исследований, заместитель начальника отделения Института ядерной и радиационной физики РФЯЦ-ВНИИЭФ, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР:

«Мои первые встречи с Д.А. Фишманом относятся к середине 1950-х годов. Одной из важных задач, решавшихся в то время, была проблема газодинамического синтеза — ГДТС, инициатором и вдохновителем которой являлся А.С. Козырев. К проблеме были привлечены газодинамики, теоретики, конструкторы, физики.

На одном из совещаний по ГДТС, состоявшемся в кабинете начальника газодинамического отдела майора Е.А. Нетина собрались человек 10–15 из заинтересованных подразделений. Обсуждался вопрос конструкции и крепления в изделии термоядерной мишени. Мне, как самому молодому из участников, поручили вести протокол совещания. Обсуждение было бурным. Особенно горячо спорили два человека.

Один, по-видимому, конструктор — невысокого роста, среднего телосложения, в широченных брюках (дань тогдашней моде), в рубашке с короткими рукавами. И — что особенно бросалось в глаза — в тюбетейке.

Другой — высоченный человек-гора с массой тяжеловеса. Помогавший мне разбираться и «идентифицировать» присутствовавших Ю.С. Замятнин, шепнул, что конструктор — это Д.А. Фишман, один из главных «бомбоделов», а другой — начальник технологического отдела, Виталий Александрович Александрович или в просторечии — «Батя».

Давид Абрамович наседал, предлагал разные варианты мишени, Виталий Александрович отбивался (ведь делать-то мишень предстояло ему) и выискивал контраргументы.

«Вы хотите, чтобы я из… ничего сделал конфетку», — в конце концов сдался Батя.

Решение было принято и выбранная, по предложению Д.А. Фишмана, конструкция мишени легла в основу многих дальнейших работ.

Уже первая встреча показала твердость Фишмана в отстаивании перспективных предложений и их реализации. А любимая им тюбетейка долгие годы являлась для меня необходимейшим атрибутом образа Давида Абрамовича».