Атомный пирог

«Исчезновение пяти братьев Рокфеллеров — правда или досужие сплетни?»

«Ископаемые снова дорожают».

«Отправка груза стали на Луну будет отложена».

«СССР распространяет ложные сведения о якобы желании американского руководства нанести удар по Северному Вьетнаму».

«Страдания народа Южной Кореи».

«Расстрел безоружной демонстрации в ГДР».

«В СССР теперь нет даже кофе».

«Поверх Берлинской стены возводится электроволновое заграждение».

«Директор ЦРУ высмеял распространяемые коммунистами слухи о причастности его службы ко взрыву на Красной площади».

Последний заголовок заинтересовал меня больше всего. В статье под ним было написано, что сталинский режим, очевидно, так замучил своих граждан, что в России возникло террористическое движение подобное тому, какое было в последние десятилетия царской власти. «Русская интеллигенция и прежде жертвовала собой в идеалистических попытках спасти народ от единоличной власти», — писали в газете. В общем, автор статьи приходил к выводу, что в России, очевидно вышли из подполья и начали мстить коммунистам эсеры. «Впрочем, не исключено, что девушка с пистолетом, вылезающая из макета бомбы, это всего лишь монтаж, — говорилось в конце. — Нельзя сбрасывать со счетов и другую версию: бомба на параде оказалась настоящей из-за разгильдяйства бюрократии в Москве. И рядом с нею кто-то закурил».

«Да уж», — подумала я и пошла к пикчефонам.

Оказалось, что все будки связи заняты. Мне пришлось постоять и подождать несколько минут, пока один из пикчерфонов не освободится. Что ж, зато подумать время было, кому именно звонить. Самое очевидное — это, конечно, родителям. Но, если честно, слышать ни отца, ни мать мне не хотелось. Если бы не их «гениальная» мысль сдать меня в психушку, я бы не вляпалась во всю эту дрянь, не подвергалась бы пыткам дурацких роботов, не травилась бы глючным лекарством, не сидела бы в советской тюрьме, не была бы вынуждена убить человека, чтобы защитить саму себя… Причём всё это время от них самих не было ни слуху, ни духу! Кажется, они не искали меня ни в психбольнице, ни вне её. Кроме того, представляю, какой разразится скандал, если я расскажу, что только что вернулась из СССР… От меня, конечно же, сразу потребуют вернуться домой. Или снова вышлют брата, чтоб забрал меня. Это всё будет значить месть Сталина, потерю приличного повода заявиться к Элвису домой, потом опять скандал… Возвращение в дом, в котором я словно в тюрьме, в мою комнату с разбитыми пластинками… Ну нет уж! Лучше Вики позвоню.

Из одной из будок вышла женщина. Я заняла её место, опустила в пикчерфон десятицентовик и набрала номер лучшей подруги.

— Привет.

— Ава, ты, что ль?! — Появившаяся на экране пикчерфона Вики вылупила глаза так, словно звонили с того света.

— Я. Как дела? Как вы там все?

— Боже, Ава! Мы уже и не надеялись однажды тебя встретить! В школе даже говорили, что ты типа умерла!

— Как видишь, нет.

— Но где же ты была всё это время? Нам сказали, тебя положили в больницу. А потом ты оттуда сбежала — и дальше ни слуху, ни духу.

— Скиталась, — ответила я, пока не готовая открывать кому бы то ни было всю свою историю.

— Но где?

— Там и сям… Знаешь, Вики, это длинная история. Я непременно тебе расскажу, но не прямо сейчас.

— А сейчас-то ты где? Это что там за люди вокруг?

— Я в Нью-Йорке. В аэропорту.

— Летишь домой?

— Пока нет, Вики… Но надеюсь, я скоро вернусь. Знаешь, я звоню просто сказать, что я жива. И что соскучилась. По тебе, по всем друзьям… Знаю, вам там всем сказали, что я чокнутая. Но это не так, Вики! И поверь, так долго пропадала я не по своей воле…

— О Боже! Тебя, что, похитили?!

— Нет… Не совсем… Слушай, я правда расскажу тебе всю эту историю, но чуть позже. Сейчас лучше ты расскажи: как там все? Как прошёл выпускной?