Закончив погрузку, МИ-восьмые, сделав короткий разбег, взмыли в воздух. Вскоре они достигли горизонта, и звуки их двигателей растаяли в окружающем пространстве. На истерзанной осколками и пулями территории базы наступила недолгая тишина. Треснуло и с шумным скрипом повалилось на лежавшие на земле тела подрубленное ночным взрывом дерево. Словно откликнувшись на его стон, по лесу пронеслось многоголосое эхо. Заскулили, заворчали оказавшиеся поблизости шакалы. Сбежавший с хребта ветер подхватил и понес вдаль запах пота, крови и копоти, смешанный в единый клубок животного, всепоглощающего страха. Медведь, хлебнувший его полные ноздри, попятился назад, свалился с обрыва и бросился бежать, словно испугавшийся собаки заяц. А ужас летел дальше, расползаясь по всему лесу, забиваясь в самые укромные уголки. Почуявшие смертную жуть звери стремились поскорее уйти подальше или поглубже забиться в норы. И только шакалы-падальщики, всем своим существом чувствуя наживу, еще страшась приближаться, но и не желая уходить далеко, переминались с лапы на лапу, дожидаясь своего часа…
Глава 15 Без комментариев
Олег Степанович Семеркин – он же Андрей Викторович Сохатый
С пленником Андрей Викторович Сохатый решил сильно не заморачиваться, выбрался подальше от базы, туда, где не летали пули, и свалил в первую же рытвину.
– И впрямь тяжелый, козел! – презрительно плюнув, Сохатый вытащил из висевшей на поясе аптечки шприц и сделал инъекцию. Вспыхнувший в мышцах костер тысячью искр разлился по всему телу колющей болью. Хаким зашевелился, глухо застонав, сел на корточки. И тут же получив удар в пах, охнул и повалился на землю. Сохатый схватил его за грудки, приподняв, словно малого ребенка, и выдохнул ему прямо в лицо:
– Слушай, падаль, я не собираюсь миндальничать, либо ты скажешь мне все, что я потребую, либо тебе будет очень-очень больно. Понял меня?
Секундной паузы оказалось достаточно, чтобы терзаемый болью, оглушенный непониманием происходящего Батырбеков получил еще один удар в пах. Новая боль вспышкой света разлилась по телу, озарив его разум прозрением: все кончилось. Рассвета не будет. Бездна смерти разверзлась под ногами Батырбекова со всей ее неотвратимостью. И ничего не сделать. Ничего… Даже закрыв глаза, не уйти от неминуемого.
– Не уйти, – твердил стучавший где-то в бесконечном пространстве пулемет.
– Не уйти, – пропела оказавшаяся совсем рядом рикошетная пуля.
– Не уйти, – шумели в кронах деревья.
«Не уйти», – обреченно согласился Хаким.
– Где… находятся… обнаруженные тобой ракеты? Место, живо!
Палец Батырбекова сдавило словно клещами, кость треснула, распахнувшийся для крика рот тут же оказался заткнут ударом кулака. Хаким сдавленно застонал.
– Местонахождение ракетной базы, живо! – повторил свое требование Сохатый. Боевик взвыл, но не от боли, от ужаса, склонившийся над ним человек казался джинном-демоном, исчадием бездны – иблисом.
– Село …но, в лесу…
– Точнее! – стальные пальцы вонзились в ямку над изгибом ключицы.
– Шесть километров к северу.
– Точнее! – новый удар боли.
– Азимут, я ходил по азимуту, триста сорок пять градусов от центра села. – И словно упреждая дальнейшие вопросы: – Обрыв реки, вход у обрыва. А-а-а, – крик, оборванный на полуноте, выбитый зуб со сгустком крови упал на землю.
– Хорошо. – Сохатый одобрительно покачал головой. – Теперь имя человека офицера-ракетчика, живо!
– Я, я, я… – Хаким мелко-мелко задрожал, испортил воздух, окончательно повис на удерживающей руке своего истязателя.
– Я не намерен ждать! – удар чем-то металлическим в коленную чашечку едва не выбил последние искры сознания из Хакима.
– Я не знаю!
Новый удар.
– Врешь!
– Я не знаю, я не знаю! – Батырбеков, едва не визжа, вырвался из руки Сохатого, упал на одно колено, кинулся в ноги мучителю. – Верно говорю, мамой клянусь!
– Имя? – Сохатый опрокинул Хакима навзничь, стал коленом на грудь.
– Не знаю! – некогда беспощадный и гордый, главарь банды рыдал, обливаясь слезами, слезы и кровь смешивались.
– Врешь! – и новая порция боли.
– Я не знаю! – Хаким захлебывался кровью. – Бузджигит знает, Бузджигит, мой помощник. Он занимался, он. Он его нашел. Он ездил. Я не запомнил. Зачем мне? Аллахом клянусь!
– Бузджигит Абидов? – Сохатый сделал вид, что задумался. Привести его и спросить. – О том, что его заместитель мертв, главарю банды известно не было?
– Да, его спросить, он скажет… не бей больше… больно…
«Что ж, – подумалось склонившемуся над боевиком Сохатому, – раскрутить этого говнодава получилось в секунды». Жаль, не удалось получить имя согласившегося на них работать офицера. Хаким, обливаясь слезами и кровью, поклялся Аллахом, что имя знает его помощник. Жаль, что его помощник столь некстати оказался убит. А этот все твердит, что не знает… И это незнание, даже под угрозой боли и смерти, как нельзя больше доказывает его искренность. Мог бы и соврать. Долго ли придумать чужое имя? Действительно, придумать легче легкого.