Атомный век (СИ)

– Даже так, – подтвердил Берзалов, а сам подумал, что, если тебе об одном и том же говорят два человека, значит, в этом что-то есть. Но что? – ломал он себе голову. Мальчишка как мальчишка. Живой, непосредственный. Мне его жалко, потому что он напоминает мне самого себя. Нравится он мне. Вернёмся, определю его в школу, а там посмотрим, воевать ему, действительно, рано.

– В общем, мне кажется, мы не там ищем, – повторил Русаков.

– А где?.. Где искать? – с раздражением спросил Берзалов, потому что в любом случае надо было с чего-то начинать, где-то же Гаврилов оставил очередное послание, не мог он миновать это место, никак не мог.

– А мне кажется, вон там! – весело пропищал Кец и показал в темноту за деревья, где на железнодорожных путях пылились и гнили под солнцем десяток-другой электричек и обычных пассажирских составов.

Капитана аж перекривило, да и Бур промычал что-то в том смысле, что искать надо не здесь, а по его разумению вот там, и показал пальцем на вокзал, на его чёрные провалы между колоннами. А ещё Берзалова удивляло то обстоятельство, что хоть Кец и был всеобщим любимцем, Бур как будто бы его сторонился, чурался и вообще поглядывал с большим недоверием. Проявлялись ли в этом его провидческие способности или нет, трудно было сказать. Лично у меня Кец не вызывает никаких отрицательных эмоций, думал Берзалов, а интуиция у меня главный советчик. Может быть, я потому ещё и жив, что прислушиваюсь к ней ну и, разумеется, к Спасу. На этот раз Спас поведал: «Молодец». «Иди ты…» – ответил Берзалов. И разговор прекратился.

– Ну смотри, ты командир, тебе виднее, – с непонятным смыслом произнёс Русаков, больше не обращая внимания на Кеца.

Берзалов едва не взорвался: «Вашу-у-у Машу-у-у!..», однако сдержался и сказал:

– Ищем недавний костёр и консервные банки. В общем, должен быть знак! Все поняли?

– Все… – Русаков, который за последние сутки растерял всё – даже свой командный голос, от которого пчёлы на лету мёд роняли, показался Берзалову в этот момент самым несчастным человеком на земле.

Трудно ему будет, решил Берзалов и вспомнил свою Варю. Он подумал, что вертолётчики народ ненадёжный в плане семьи, что в каждом аэропорту у них по женщине, а то и по две. Значит, Русаков не изведал семейного счастья и, стало быть, вполне закономерно привязался к Зинаиде Ёрховой. Понять его можно, но не обязательно – время сейчас другое, не до женского пола.

– Роман, – подёргал Кец за рукав Берзалова, – Сэр почему-то на площадь тянет.

– Пойдём на площадь, – согласился Берзалов, – только его не отпускай, – кивнул он на остроухого Сэра.

– Не отпущу, – заверил Кец, – он у меня послушный.

Сэр оглянулся на них, и в его агатовых глазах зажёгся азартный огонёк. Берзалов вопросительно посмотрел на Бура, но тот промолчал, хотя по его лицу можно было понять: не туда они топают, ох, не туда, но я сам не знаю, куда нужно. Хорошо, решил Берзалов, вначале обследуем площадь, а потом – вокзал. И они, светя себе в тёмных местах фонариками, направились на площадь, под сень деревьев, и даже обстоятельно обыскали её по периметру, где вдоль тротуара застыли десяток-другой троллейбусов и автобусов, распахнутых, раскуроченных, с изрезанными сидениями, с вырванными панелями управления. Варвары, однако, думал каждый. Цивилизации на них нет или генерала Турбаевского.

Больше здесь ничего интересного не было. Одна пыль и грязь, возникшая, казалось бы сама по себе в неимоверно большом количестве: какие-то тряпки, старые кульки, пластиковые бутылки и выгоревшие на солнце обрывки газет. Русаков крякнул раз-другой от досады, шуруя палкой по кустам и сказал:

– Нет здесь никаких знаков. Пусто! Даже костром не пахнет.

Дико воняло, правда, кошками, но это была иная тема. И Сэр, которого Кец держал на поводке, упорно тянул дальше, по другую сторону вокзала. Берзалову всё это стало уже надоедать, он всё чаще поглядывал на вокзал и думал, что Бур прав, что Гаврилов не такой человек, чтобы делать привал абы где, хотя вокзал он физически миновать не мог – дорога-то одна. Однако Сэр упрямо стремился на противоположную сторону, и все поддались его напору, решив, что уж с его-то собачьим обонянием они не пропадут. Последние десять метров они летели за Сэром, сломя головы. И на тебе: казалось, они вот-вот обнаружат стоянку Гаврилова, однако вместо этого Сэр протащил их через площадь, через все перроны, железнодорожные пути и с диким хрипом, похожим на вопли, вырвался-таки из рук Кеца и пропал в ближайших кустах. Вслед за этим раздался кошачий вопль, радостный лай Сэра, который таким образом возвещал, что загнал извечного своего врага на дерева и призывает разведчиков прийти и всласть поохотиться.

– Вашу-у-у Машу-у-у!.. – плюнул Берзалов и пошёл, не таясь, презирая всех и город в том числе, назад прямиком через площадь к вокзалу.

– Ты чего?.. – нагнал его Русаков, лейтенант. – Погоди…

– Надоело… – ответил Берзалов, спрыгивая на рельсы. – Вашу-у-у Машу-у-у!.. обосрались в очередной раз!

– Да ладно тебе, – принялся успокаивать его капитан и снова завёл старую песню: – Парнишка-то странный.