И вдруг из оцепенения его вывел отчаянный крик Бура: «Бегите, товарищ старший...» Ему заламывали руки сразу трое: Морозов, Юпитин и Померанцев и пытались засунуть в БТР. Мелькали руки, ноги, шлем запрыгал по мостовой. А потом Берзалов ясно увидел во всём этом калейдоскопе мелькнувшую руку с гранатой РГО. Только у одного Бура были такие гранаты, потому что какой-то шутник на складе надоумил Бура вооружиться со всей предусмотрительностью на все случаи жизни. Сам Берзалов предпочитал брать только две гранаты и только наступательные РГН, потому что привык к ним. А в остальные кармашки клал дополнительный перевязочный пакет и аптечку. Вот граната и пригодилась, тупо констатировал Берзалов и очнулся. Мнимый Гаврилов был в двух шагах от него и внешне ничего не отличался от настоящего Гаврилова, разве что был чуть пошире и чуть повыше, но это было, вообще-то, мало заметно. И поэтому Берзалов убивать его не стал и да времени, которое вдруг стало словно резиновым, у Берзалова уже не было. Время играло против него. Граната ещё не взорвалась, крик Бура ещё таял в воздухе, когда Берзалов сделал то единственное, что умел делать в жизни лучше всего. Ударил он мнимого Гаврилова, крепко ударил. Так ударил, чтобы с первого раза отправить в нокаут. А потом прыгнул с разворота как раз вовремя, потому что туман сзади сжался и оставил окошко размером чуть больше лаза в собачью конуру. Прыгнул Берзалов и выкатился под «свою» остановку общественного транспорта, и самого взрыва не видел, только когда нему подбежали Архипов и Русаков и страшной спешке потащили его в бронетранспортёр, когда они уже запрыгнули на броню и Филатов с места в карьер дал газа, раздался этот самый взрыв. Но сколько Берзалов ни оборачивался, сколько ни таращился назад, как в пустоту, ничего не увидел. И только когда ему налили полстакана спирта и он, не ощущая вкуса, влил его в себя, только тогда когда ему дали закусить и он выпил вторую порцию, после всего этого, когда его проняло до глубины души, он смог произнесли одну-единственную фразу:
– Бур погиб!
– А мы ведь вас, Роман Георгиевич, ждали, – сказал Русаков так, словно облегчал его душу. – До утра ждали. Всю ночь ждали и атаки отбивали.
– Почти все ракеты и фальшфейер пожгли, – добавил Сундуков, выпучив свои изумлённые жизнью глаза.
– Как утро, а сейчас что? – удивился, пьянея Берзалов.
Но пьянел он странно: какая-то часть его оставалась абсолютно трезвой, и мозг анализировал ситуацию.
– Сутки вас не было, товарищ старший лейтенант… – объяснил Гуча, как всегда стеснительно глядя себе под ноги. – Мамой клянусь!
– Бур погиб… – объяснил им Берзалов, потому что не понял их реакции. – Спас меня, а сам погиб.
Кец уже висел на нём: «Дядя Роман!» А Сэр прыгал от радости и всё норовил лизнуть в губы.
– Недаром он просился в разведку, – как показалось Берзалову уныло, сказал Гуча и незаметно для всех приложился к фляжке со спиртом.
– Бур погиб… – снова сказал им Берзалов, чтобы их наконец проняло до печёнок. – Неужели не понятно?! Надо пойти и всех их покромсать! Все! До единого!
– Пойдём, лейтенант, обязательно пойдём, – как с больным, заговорил капитан Русаков.
– Нет! – сбросил с плеча его руку Берзалов. – Вы не поняли! Надо пойти сейчас, пока не поздно.
И вдруг его вдруг осенило: что идти-то некуда, что это тот самый временной континуум, о котором они болтали, давным-давно закрылся и что ему страшно повезло, что он унёс ноги из другого времени, где происходят совсем другие события, совсем другие войны и где старший прапорщик Гаврилов, совсем не похожий на настоящего Гаврилова, почему-то воюет в славном городе Смоленске. Может, зря я его? – со стыдом подумал Берзалов и всё никак не мог решить этот вопрос: зря он ударил или не зря, и зачем Бур взорвал гранату? Эти вопросы его мучили всю жизнь, но он так и не нашёл на них ответа.
***
В сам Харьков, над которым в медленном хороводе застыли чёрные тучи, уходящие в поднебесье, Берзалов не пошёл. Памятуя слова генерала Грибакина, обежал его западнее, пока странные тучи не остались в тылу. Мало ли что там, сказал он сам себе. Опять же «зелёная», то бишь «умная пыль». Что это такое? Никто не знает.
Трассу М-20 пересекли между Дементеевкой и Слатино, а потом, повинуясь голосу Спаса, повернули на юг, двигаясь не по основным дорогам, а вдоль лесопосадок, маскируясь длинными полосами радиоактивной пыли, которую поднимал ветер и засыпал бесплодные поля.