В душе Берзалов соглашался. Но когда? Когда этот «хомо» возникнет? Когда все передохнут? Уже были времена, когда погибшие плыли по Оке вереницами, а увечные умирали по городам и весям. Похоронные команды с ног сбивались. Долгие месяцы приходилось ходить и воевать в противогазах, даже спать в них. Самым большим дефицитом стали негашеная известь и хлорка. Геннадий Белов только и делал, что ворчал: «На сегодня хлорки... три бочки извели…» Всё это Роман вспомнил в мгновение ока, прежде чем принять окончательное решение: в штаб не тащить, допрашивать надо здесь, в окопе, пока ещё не очухались.
– Откуда топаете, дядя?! – спросил он у бородатого, который лежал на дне ячейки и тихо, через силу стонал.
От него пахло давно не мытым телом, огромным-огромным несчастьем и ещё чём-то, чего Роман понять сразу не мог. Ну да, конечно, полем, лесом, кострами и вшами – это всё понятно. Трагедией века – тоже, теперь все несчастные и потерянные, но ещё чём-то – гордостью, что ли, за которой стояла сила. Ага… – сделал вывод Берзалов, хотя конкретно мысль не сформулировал. Обычно пленные гордостью не пахли, они были подавлены и ужасались своей судьбе, поэтому они пахли горьким-горьким запахом страха. А этот стойко пах грецкими орехами. Откуда они такие? – удивился Роман и даже хмыкнул, мол, ничего не понял, но приму к сведению.
– Откуда шли? – ещё раз спросил он и присел перед бородатым.
У того изо рта стекала сукровица, и он периодически размазывал её по клокастой бороде.
– Так я тебе и сказал, – покосившись, как на идиота, ответил бородатый, через силы кашлянув так, что изо рта вылетел сгусток крови.
– Что, гордый, что ли? – осведомился Берзалов.
– Гордый… – выдавил из себя ответ бородатый, исходя смертельным потом.
Дышал он тяжело и хрипом. Чувствовалось, что он вот-вот отдаст богу душу.
– Ну и подохнешь! Погоди-и… – Берзалов словно невзначай остановил фельдшера, который уже приготовился сделать противошоковый укол. – Скажи, откуда и куда, и мы станем друзьями. Здесь у нас жратвы навалом… отъедитесь… отдохнёте… Город, однако…
– И что, отпустишь? – насмешливо спросил бородатый и посмотрел взглядом обреченного человека.
– Вашу-у-у… Машу-у-у! – беззлобно выругался Берзалов и поднялся.
Конечно, не отпустим, а перевоспитаем и сделаем нашим, с былым восторгом подумал он, русские друг друга не убивают. Зачем нам гражданская война? Мало нас осталось. Кот наплакал. Приходят такие идиоты и демонстрируют вселенскую тупость. Кто их так кодирует? Выжить еще надо. А если мы будем друг друга убивать, то никого не останется на радость нашим врагам. На это и рассчитано. Только с каких пор я стал мягкотелым? О истинных врагах, затеявших Армагеддон, думали редко. Американцы за океаном давно стали неким абстрактным понятием. Притихли, как мыши. Может, их нет уже? Два медведя в одной берлоге не живут. Может, они точно так же вымирают, как и мы? Кто знает? Об этом даже не говорили, тема неактуальная. Не имело смысла гадать на кофейной гуще. Подохли, ну и чёрт с ними. Куда важнее объединить и возродить страну. А Америка подождёт. Будут силы, ещё вломим, думал Берзалов. Но сил вломить явно нет, иначе бы мы видели пуски ракет да и вообще – продолжение банкета. Значит, будем делать ракеты, а если не ракеты, то что-нибудь попроще. На какое-то мгновение он отвлёкся, думая об этих самых ракетах и представляя, как они полетят над Европой, чтобы поразить врага в самом его сердце – Вашингтоне. Сладостная картинка несколько секунд грела душу, потом его отвлекли.
– Товарищ старший лейтенант… – попросил фельдшер, показывая на шприц, который держал в руках. – Помрёт ведь...
– Что жалостливый?! Жалостливый?! Вашу-у-у… Машу-у-у! – Берзалов поймал себя на том, что не верит даже самому себе, что стал заводиться по малейшему поводу – оттого, что всё понимаешь, но ничего не можешь сделать, словно попал в порочный круг страха. Нервы ни к чёрту, выжить, видать, хочу, трушу, а ещё с Варей не дали пообщаться... архаровцы… страна… идиотская война без конца и края… – Ладно, делай свой укол, – сказал он, – и тащите его в госпиталь. Да… охрану выделить, а то удерёт ведь. Слышишь, Гаврилов?..
– Зачем охрану? – удивился фельдшер. – Он еле дышит.
– Выделить, и всё! – приказал Берзалов, который не любил неожиданностей. – Если что, поможет тащить.
– Есть выделить, – равнодушно отозвался прапорщик, даже не повернув головы. – Жуков!
– Я! – поднял голову боец из соседней ячейки, который вообще, похоже, спал, потому что стал отчаянно зевать и тереть глаза.
Ох, наведу я порядок! – подумал Роман, ох, наведу! Боец этот был славен тем, что имел большой чуб и был похож, как близнец, на поэта Есенина. «Ты не родственник?» – часто спрашивали у него.
– Пойдёшь с санитарами!
– Есть! – радостно отозвался боец, похожий на Есенина.
– Да смотри мне там!.. Знаю я тебя, дурилка картонная!
– Есть смотреть, – ещё радостней отозвался боец, потому что не надо было торчать в окопе, а можно было с толком и культурно провести время в городе, может даже, в кино забежать, если девки в канаву не утащат.