Атомный век

С одной стороны, это означало — прости — прощай спокойная окопная жизнь. Конечно, их не для этого готовили столько лет. Правда, есть мнение, что они своё уже отдали — для тех, кто больше всего устал. С другой стороны, после сумятицы мировой, после стольких смертей и полутора лет неурядиц хотелось собраться с духом и мыслями, ощутить хоть какую‑то опору под ногами. Видать, кто‑то торопится, понял Роман, очень торопится, не даёт нам передышки. Может, враги зашевелились. Нам‑то неизвестно.

— Вот так‑то! — со значением произнёс Славка Куоркис, и они чокнулись, а потом махом осушили по бокалу и налили ещё.

К генерал — лейтенанту Турбаевскому Семёну Аркадиевичу уже не раз посылали ходоков от самых разных партий из Тьмутаракани, которые, в отсутствии к ним интереса, медленно, но уверенно шли ко дну. Действовали по старым демократическим меркам. Они‑то и хотели склонить бригаду на свою сторону. Имея за спиной такую силищу, можно было забыть о ржавой демократии и запросто вершить новую историю страны, которая хоть и пережила мировую катастрофу, однако шевелилась по окраинам. За последние время таких делегаций было три, и все тянули в разные стороны: одни говорили, что надо делать столицу в Великом Новгороде, другие, что — в Нижнем Новгороде, третьи — вообще не хотели ничего делать, им нужны были автоматы и пушечное мясо. Бригаде же не хватало тяжелого вооружения. Это было её Ахиллесовой пятой. Но с другой стороны, бригаде ВДВ несказанно повезло, потому без этого тяжелого вооружения, а тем паче без атомного оружия, её не бомбили и не искали на огромной территории страны, да и дислоцировалась она в глуши. А теперь тяжёлое оружие было крайне нужно. Все понимали, что без тяжелого вооружения долго не продержаться, что рано или поздно появится диктатор, который не мытьем, так катаньем отобьёт хлебное место. И тогда пиши пропало. Вон и великоновгородцы зашевелились. Поняли наконец, что без баз, на одних идеях народовластия далеко не уедешь. Пусть даже эти идеи и самые радикальные, что толку от них, если брюхо пустое.

— Ты чего такой смурной? — спросил Славка Куоркис, выбирая кусочек повкуснее.

— Да понимаешь, — ответил Берзалов, — предчувствие у меня нехорошее. Мне бы этот день пережить да ночь продержаться без тревог и проблем. Душа устала. Варя сегодня приснилась, как живая… смеялась…

— Не расчесывай, само пройдёт, — посоветовал Куоркис. — Не узнаю друга Романа. Раньше ты готов был бежать, куда пошлют, а теперь?

— А теперь устал. Старым стал. Тупик какой‑то. А главное, дороги не вижу.

Они оба не обратили внимания на тонкий, как гудение комара, звук вертолёта. Мало ли какие вертолёты по каким надобностям летают.

— Ну это ты брось, — уверенно сказал Славка Куоркис. — Что значит, дороги? Я слышал, — зашептал он, почему‑то оглядываясь на вход в землянку, — группа на восток идёт, аж за Урал. Понял меня?..

— Понял, — поморщился Берзалов. — Расширяем ареал. Турбаевскому все карты в руки.

— Дело даже не в Турбаевском, — таинственно заметил Славка Куоркис и снова блеснул своей белозубой улыбкой.

— А в ком?! — простодушно удивился Берзалов.

— Ну ты наивный! — воскликнул Славка Куоркис. — Цивилизация за год прирастает на пятнадцать процентов по всем параметрам!

— Сейчас уже ничего не прирастает, — уверенно ответил Берзалов.

— Что ты! — воскликнул Славка Куоркис. — Ещё как прирастает! Мы просто не знаем!

Берзалов на мгновение смутился под его напором и, чтобы скрыть свои чувства, чокнулся с Куоркисом и присосался к бокалу. А потом налил себе ещё и сунул в рот вкусное ребрышко, которое отдавало горечью. Даже другу необязательно знать его слабые места.

— Так что… выходит, появился новый Ленин или Сталин? — наивно осведомился он.

— Вот видишь, ты всё понимаешь без намеков, — обрадовался Славка Куоркис, видя в происходящем какой‑то таинственный, а главное, очень увлекательный смысл. Роман Берзалов этого смысла не видел. Трудно было уловить смысл в хаосе. Нет, конечно, я понимаю, думал он, для этого дела союзники нужны, а тем более армия, которая подчиняется уставу. Без устава мы — никуда. И страны не будет. Но с другой стороны, душа, она ведь не этого хочет, не страну возрождать, а — счастья, личного, простого, человеческого. Варя, вот! Этот простой и ясный вывод был для него целым открытием. Целую минуту он тупо смотрел в пол землянки и думал, думал, думал о ней, о не сложившейся жизни. Хотя у кого она теперь сложилась? Атомный век — одним словом. Славке вон хорошо — под каждом кустом ждут с распростертыми объятьями. Счастливому и на воде сметана, тяжело думал Роман, невольно завидуя легкости друга. А я так не могу. Полюбить я должен женщину, по — лю — бить!

— Ты чего? — всерьез испугался Куоркис.

— Да так… — встряхнулся Берзалов. — Плохо мы живём, Слава, тоскливо, можно сказать. Воевать надоело, стрелять надоело.

— Согласен, — ответил Куоркис, заглядывая ему в глаза. — Но заживём лучше. Даже не сомневайся.

— А хватит нам жизни? — усомнился Берзалов c неподдельной тоской в голосе.

Славка Куоркис с испугом посмотрел на него ещё раз и авторитетно заверил: