Атомный век

— Ты его знаешь?! Вашу — у-у Машу — у-у!.. — начал он цедить сквозь зубы. — Нет, ты же его знаешь! Я же вижу, ты его знаешь! Моду‑то не вороти, сука!

Русаков бледнел, краснел, сжимал кулаки и, казалось, не понимал, что ему делать. При любом раскладе против разъяренного Берзалова он не тянул, не выстоял и полминуты.

— Кто он?! Брат её?! Брат?!

— Я — я-я… — Русаков набирал в лёгкие воздух и никак не мог его выдохнуть.

— А ну не смей! — из дома со скалкой в руке выскочила Зинаида, напоминающая разъяренную тигрицу.

Она всего лишь один раз успела огреть Берзалова да и то всего лишь по спине, и в горячке он не почувствовал боли. Гаврилов и Юпитин оттащили её, но и им досталось по полной, пока её визжащую, царапающуюся и плюющуюся не скрутили.

— Что ты понимаешь?! — кричала она так, словно её резали. — Может, я его сама выходила, пока он загибался после контузии.

— Правда, что ли?! — спросил Гаврилов, ощупывая лицо, под глазом у него наливался синяк.

И только тогда Берзалов понял, что вся нарочито — показная весёлость Русакова носит болезненный характер, и странная худоба его тоже из‑за всё той же болячки, которая отныне крылась у него в голове, потому что от каждой контузии человек, попросту говоря, старел внутри себя лет на десять. Снаружи молодой, а клетки головного мозга, как у старика, а потому, по сути, и немощный, и болезненный. И всё равно Берзалов уже спокойнее, однако всё ещё с ненавистью глядя в бегающие глаза бывшего вертолётчика, потребовал ответа:

— Так всё‑таки, знал или не знал?!

— Знал… — мотнул головой вертолётчик, кусая губы, — вернее, знаю… — поправился он. — Брат он её, — и кивнул в сторону красавицы, которая, всхлипывая, качалась в сильных руках Юпитина.

— А отец?! Вашу — у-у Машу — у-у!..

— Отца уже месяца два нет, а Касьян иногда приходил.

— А сегодня? Сегодня ты его видел? — Берзалов захотелось встряхнуть вялого Русакова, чтобы он соображал быстрее.

— Сегодня не видел…

— А ты знаешь, что её отец захватывал наших и превращал в рабов? — продолжал цедить слова Берзалов. — Знал? Знал, что он на наших охотился, как на зверей? В плен брал, кандалы надевал, а потом продавал Грибакину? А одному лейтенанту, чтобы не убежал, вообще сухожилия подрезал.

— Нет, не знал, — ответил Русаков, и по его нервным глазам Берзалов понял: не врёт, говорит правду, да и пах он, как одуванчик, большой — большой растерянностью, а не ложью.

Оберегали его, может быть, даже для большого дела, понял Берзалов. Может, им вертолётчик понадобился? Кто знает. А он подвернулся, влюбился и остался, а может, с помощью местной красавицы «заставили» остаться. Дело тёмное. Дело личное. Правды не найдёшь. Да и нужна ли нам эта правда? Наша правда — это устав. Вертолётчик нарушил устав — это плохо. Значит, пойдёт под трибунал.

— Я знала! — вдруг запричитала красавица Зинаида, покачиваясь в сильных руках Юпитина, на физиономии которого и справа, и слева были следы её ногтей. — Да, он мой отец: Григорий Артемович Ёрхов по кличке Альбатрос из Мурманска, шкипер он. Рыбу всю жизнь ловил. А хутор наш — родовой хутор, мы… мы… здесь всю жизнь жили. Он вернётся и убьёт всех вас, потому что он самый жуткий и страшный человек в округе, а ещё потому что это наша земля.

— Ишь как запела, дурилка картонная, — усмехнулся Гаврилов, снова щупая подбитый глаз, — раньше надо было петь, а теперь поздно.

— У него триста человек, он вас в землю зароет! — кричала она, рыдая. — И тебя! — качалась она. — И тебя! И тебя! Он вас всех!!!

— Всё сказала? — спросил Берзалов, спокойный, как танк, потому что в таком состоянии не воспринимал женщин за женщин, к тому же Зинаида сама напросилась.

— Всё! — с ненавистью выпрямилась красавица.

— Не придёт он… убили мы его… — грубо сказал Берзалов, — и всю его банду убили. — Остался этот сопливый щенок, — и он тряхнул Касьяна, который, завалившись на бок, стал приходить в себя, всхлипывать и кашлять, размазывая по лицу кровь и сопли.

— И его тоже убьём, — сказал Юпитин, больше для того, чтобы она не рыпалась.

— А — а-а! — безумно закричала Зинаида Ёрхова, вырвалась всё‑таки из рук Юпитина, и почти дотянулась до Берзалова, но Юпитин изловчился, снова взял её в захват так, что на груди у неё затрещала белоснежная сорочка, и оттащил прочь. А она качалась в его руках, рыдая и кричала. — Мало, значит, вам! Мало! Кася только одного из вас убил, надо было всех положить! Гады! Сволочи!!!

Глаза её горели безумной ненавистью, волосы растрепались. Из красавицы она превратилась в ведьму. Вот почему они не хотели говорить о вертолётчике, сообразил Берзалов — берегли свой родовой хутор и вертолётчика заодно, ну и радиация соответствующе действовала. «Дубы» одним словом. Звери, вкусившие власть. Интересно, а как же всё‑таки американцы? Каким боком они вписались в данную ситуацию?

Прибежал сержант Чванов и доложил, что Форец нуждается в операции и переливании крови.

— Сколько тебе нужно времени? — спросил Берзалов.

— Два часа, и помещение. Разрешите, я вам порезы смажу.

И пока он обрабатывал раны у него на лице и на разбитых кулаках, Берзалов командовал: