Атомный век

— Из Великого Новгорода…

— Вашу — у-у Машу — у-у! — невольно воскликнул Берзалов и понял, почему от бородатого пахло гордостью. Проникся он, ни за что ничего не расскажет. Накачали их и перековали идиоты политики, которые жаждали только одного — гражданской войны. Берзалов видел таких и называл их фанатиками. Глаз у них не было — одна гордость. Впрочем, я тоже фанатик, даже ещё больше, чем бородатый, только я за единую Россию, подумал он.

— Ну да… — покаянно сказал пленный, всем своим видом показывая, что он не в ответе за отцов — политиков, которые провозгласили республику и отделились от Москвы, которой уже не существовало.

— Лейтенант, — словно проснулся Гаврилов. — Да он вам сейчас такого напоёт… Я совсем забыл, дурилка я картонная, мы у них карту взяли…

— Какую карту?.. — безмерно удивился Берзалов и моментально стал свирепеть. — Вашу — у-у… Машу — у-у! — О самом главном ему докладывают в самую последнюю очередь. Ох уж этот Гаврилов! Ох и пограничник! Отправлю в самый глубокий тыл! — безжалостно решил Берзалов.

— Да шпионы они, — ещё раз ожил Гаврилов. — Чего здесь гадать‑то? К бабке не ходи! Дурилка я картонная! А карта необычная, со значками. У обычных бойцов карт не бывает!

«Вот какой я, — говорил он всем своим видом, — а ты меня в отпуск!» «Да не я, — хотел возразить Берзалов, — а командование, точнее, командир батальона Калитин, а почему, не знаю, из‑за жалости, что ли? Лично я бы не жалел, потому что это унижает бойца». Но, конечно же, он ничего не сказал, потому что это было лишним, ненужным, потому что просчитывалось на подсознании. Всё и так встало на свои места: лазутчики из Великого прощупывают оборону, а то, что они такие голодные, так кто сейчас сыт? За тем и пришли. Может, вообще, от маршрута отклонились и случайно попали в лапы Гаврилову?

За последний год сепаратизм расцвёл таким буйным кустом, что все друг от друга моментально отложились, в том числе и от Москвы. Москва осталась как символ. Не было Москвы больше. Погибла Москва. Вот все и кричали: «Мы центр! Центр!!! Нам и подчиняйтесь!!!» И Великий, и Нижний Новгород, и Ростов Великий, и Казань, даже Вологда не удержалась! Но о Москве помнили и говорили: «Возродите, тогда вернёмся и начнём всё сначала». Другие же твердили, как заклинание: «Хватит единовластия, пора жить по — новому». А как, и сами не знали, зато талдычили, как свою идею — фикс: «Каждый сам за себя». Все, кто чувствовал в себе единение с Москвой, назывались с тех пор московскими. Но были ещё и великоновгородские, нижегородские, рязанские, ярославские и прочие по мелочи. Слава богу, что не было ни калужских, ни орловских, ни курских, не потому что районные города лежали в радиоактивной пыли, а потому что они не утратили чувства единения, из‑за бедности, из‑за унижения, из‑за боли. Даже мурманские заявили, что они с Москвой. Астрахань — одномоментно ставшая центром политической жизни, потому что на неё не упала ни одна бомба, объявила себя столицей Хазарского царства и, судя по всему, жила себе на отшибе припеваючи: налоги не платила и ела свою рыбку да чёрную икру. Даже еретические Харьков и Донбасс в новый атомный век объявили о своём тяготении к Москве. А вот что там стало с Дальним Востоком и с Сибирью, никому не известно. Приходили самые противоречивые вести: то ли бьются ещё наши с китайцами, то ли захватили те исконные русские земли. Сибирь же лежала неизведанной территорией, и её надо было осваивать заново. Что там и как там, никто толком ничего не знал.

— Да ну вот же… — Гаврилов сделал вид, что ему всё равно, что там думает и что скажет старший лейтенант, и протянул ему офицерский планшет.

— Что ж ты молчал? — упрекнул его Берзалов.

— Так вы же не спрашивали, — обиженно сказал Гаврилов и отвернулся, как показалось Берзалову, с презрением.

В голове у Берзалова появился тот самый противный звон — предвестник вспышки ярости. Он уже хотел было одернуть прапорщика, может быть, даже наорать на него, но в последний момент, сам не зная почему, сдержался — не к месту было и не ко времени. Он мельком взглянул на карту и в сердцах воскликнул:

— Карта как карта! У меня точно такая же!

— Такая, да не такая, — с упреком ответил прапорщик Гаврилов.

— Ну и что в ней особенного? — с трудом сдерживаясь, спросил Берзалов. — Что?!

Звон в голове стал таким нестерпимым, что хотелось треснуть себя по темечку. Когда тебя в течение десяти лет бьют по голове, ещё и не такое случается.

— Ну во — первых, карт несколько, одна аж до Азовского моря.

— Согласен, — упёрся Берзалов. — И что?

— А то, что, зачем им такие карты, раз они топали за жратвой?

— Ерунда! — безапелляционно заявил Берзалов. — Подумаешь, карты!