Атради (СИ)

— Поговорить, попытаться… объяснить, не знаю! Всё… не должно быть вот так. Не может.

— Не знаю, как должно, но может точно. Не думаю, что стоит что-то объяснять, — Адан улыбнулся чуть насмешливо, с примесью едва заметного презрения, как будто он уже всё для себя давно решил, и вряд ли её слова или поступки смогут изменить сложившееся мнение. И вопреки этому впечатлению всё же добавил: — Но ты можешь попытаться… Объяснить.

— Я … Я… идиотка. Действительно, — она потёрла лоб ладонями, подтянула к груди ноги, обхватила колени руками. — Знаешь, я, правда, шла спросить о Мире. Думала, что за этим, потому что дни идут, а… вестей никаких. Таль сказала, ты её чувствуешь. А теперь вот… — качнула головой, выпрямилась.

— Теперь вот я больше её не чувствую, — он перестал улыбаться. — Уже несколько дней.

— Но ведь… это ещё ничего не значит? Мы не знаем, как там в Тмиоре, что…

— Не ври мне. И себя не обманывай. Мы все знаем, что это значит, — Адан тряхнул головой. Ухмыльнулся. Теперь уже он без стеснения разглядывал её.

Роми видела, как его взгляд бродит по обнажённым ногам, которые едва скрывают короткие шорты, поднимается к животу, к груди, будто и нет на ней просторной цветастой блузки, скользит по оголённым плечам, по лицу, волосам. Она молчала, закусив губу. Чего-то ждала. Или просто позволяла себе плавать в ощущениях, которые следовали за его глазами. Наконец Адан встретился с ней взглядом.

— Сколько тебе осталось?

Роми вздрогнула.

— День, может два. А потом… Как получится.

— Боишься?

— Нет, — твёрдо ответила она, и поняла — что не врёт. Страх ушел. Полностью.

— Это хорошо, но знаешь, — он покачал головой. Задумчиво уставился в окно. Почесал переносицу, снова встретился глазами с Роми. — В одном ты ошиблась. Я оказался совсем не готов к переменам. И сейчас не готов. И вряд ли буду. Лучше бы ты тогда стёрла мою память, а не Миры, — Адан вздохнул. — Ещё лучше — сейчас. А ещё лучше, если бы я никогда с тобой не встречался вообще.

— Ты — доа, вряд ли тебе можно стереть память, — отозвалась она. — Было тогда, или сейчас… Ты бы вернулся, вспомнил, или ещё что. Ты — доа. Ты генетически готов. И…всё это уже миллион раз говорилось, — Роми сглотнула. Посмотрела на свои руки, будто они могли дать ответ на другой вопрос, на то, что он сказал последним. — Ты, правда, так считаешь?

— Нам с тобой всегда будет слишком тесно. Особенно, когда доа станешь ты. И он.

Теперь уже Роми смотрела в окно.

— Я никогда не думала, что всё может вернуться. И так…

— Дело не только в этом. — Адан вздохнул. — Не в том, что и почему вернулось. И не в том, что я не поверил в твоё беспокойство о Мире. Не в том, что мне нравился мой мир таким, каким он был до вас. И даже не в том, что Мира принесла себя в жертву, спасая атради. И уж точно не в том, что неугомонная Таль никогда не успокоится. Найдёт способ изменить Бэар, разрушит Сферу, создаст новую расу или ещё что-нибудь. Проблема в тебе. В нас. В том, что я посмел захотеть тебя. И сейчас хочу. И всегда буду. Всегда желать, чтобы ты стала моей. Всегда знать, что не станешь. Не станешь, даже если сейчас я позволю себе прикоснуться, зайти дальше. Даже после близости — моей ты не будешь. Всегда его.

Всегда. Даже тогда, когда и не знала ещё Алэя. Не подозревала, что Плешь приведёт к ней человека, чувство к которому не исчезнет с веками. Даже когда они не были вместе, когда избегали друг друга, не виделись годами, когда их жизни переплетались с чьими-то другими. Когда уходила страсть, и оставалось лишь ни с чем несравнимое тепло. Когда захватывала злость, граничащая с ненавистью. С желанием вычеркнуть, вырезать. Забыть. Всегда. Это было больше, чем принадлежность кому-то, больше, чем единение, чем родство. Сразу всё и что-то совсем другое. Её маленькая, личная вечность, которая не имеет никакого отношения к времени.

И всё-таки, несмотря на это, она могла бы сейчас сказать Адану, что не знает, как бы оно могло быть уже с ним. Что желание, которое вспыхнуло здесь, в этой самой комнате, когда она вдруг поцеловала его в ответ на предложение удивить — оно не исчезло, никуда не делось и вряд ли денется. И если он сейчас прикоснется — она ответит. И тогда они точно зайдут дальше. Теперь уже никакие Гончие не помешают.

А потом — она не будет испытывать вины перед Алэем. Но перед ним, Аданом, — да.

— Думаешь, это наш последний разговор?.. — почти шёпотом проговорила она.

— Надеюсь, последний. И не только разговор, но и встреча. Нас больше ничего не связывает. И не связывало никогда, — он поднялся с кресла. Подошёл к окну, остановился спиной к ней. — Уходи. И никогда больше не приходи.

Некоторое время Роми смотрела ему в спину. Ей казалось, что в голове не осталось ни одной мысли или что их там целая тысяча, миллион. Что они толкутся, вытесняют друг друга, мечутся хаотично и этому не будет конца. Если только она не уйдёт, не послушает Адана, облегчив тем самым им обоим жизнь. Или не сделает по-другому, усложнив всё ещё больше.