– Выслушай и не перебивай. Самар решил, что гены доа – причина моего появления в Плеши. Расслабился. Не знаю, как ему удалось справиться с моей истерикой, но он уговорил меня остаться в Тмиоре до родов. Плешь не сделала из меня доа. Я так и осталась актарионкой. Разве что способности стали сильнее, что-то видоизменилось, усовершенствовалось. И не потребовалось никаких ухищрений тайко, чтобы оставаться в Тмиоре. Солнце оказалось совершенно безвредным для меня. Зато в моём лице Самар нашёл благодарного слушателя, которого ему так не хватало. Ты спрашивала, знаю ли я всех атради, чтобы судить, – Таль склонила голову набок, чуть насмешливо, с привычным высокомерием посмотрела на Роми. – Не всех. Но многих. Достаточно, чтобы навсегда отказаться от идеи стать одной из. И что гораздо важнее – знаю о вас то, чего даже вы не знаете. Или не помните. Ни с кем из атради Самар не мог быть настолько откровенным, у него не осталось друзей. Вы всегда считались всего лишь его детищем, непрекращающимся экспериментом длинною в вечность. Каждый новый атради – личное достижение, ещё один маленький опыт в общую копилку успеха. Со мной он был другим. Может, потому что влюбился, может, видел особый потенциал для себя.
– Скорее, второе, – усмехнулась Роми. – Самар и влюбился? Не представляю. Мне казалось, что ему не нравятся женщины.
– Я ему нравилась. Как женщина или нет – уже неважно. Мне он доверял, показывал, учил. Даже привёл сюда, в этот замок. Много рассказывал. Про доа, про Эннеру, про первый эксперимент, про то, что случилось потом. Думаю, он верил, что после рождения Миры я приму его предложение, соглашусь стать вечной. Не просто атради, а помощницей, подругой, любовницей.
– И как? Удалось? – хмыкнул Адан.
Таль обернулась к нему, снисходительно улыбнулась. Продолжила, не отвечая на вопрос:
– Когда Мира родилась, я решила вернуться в Актарион. Самар не настаивал, не уговаривал. – Она посмотрела на Миру. – Помог нам обеим начать новую жизнь. Не стирал память, не угрожал, наоборот, часто навещал, поддерживал. Видимо, он до последнего момента надеялся, что рано или поздно я передумаю и приму его предложение.
– Так это ты – голос? Ты его убила? – исподлобья глядя на Таль, спросила Мира.
– Его убила ты. Твоя вторая сущность. Самар оказался прав.
Опять перехватило дыхание. Опять откуда-то появилась уверенность, что Таль не обманывает. Опять тёплые руки Ллэра ласково прижали к себе. Он что-то прошептал, но Мира не расслышала. Смотрела в упор в синие глаза Таль и молча требовала объяснений.
– Твой смертельный вирус – правда. Всё, что я вам о нём рассказала, – Таль повернулась к Адану, – не выдумка. Поврежденные шапероны, нарушенный синтез белков, возрастающий при стрессе или сильных эмоциях. В результате – мучительная смерть в молодости. Этим тебя, – Таль развернулась обратно к Мире, – наградил твой отец. Онкогены – бич тех, кто когда-то принадлежал к могущественной расе Тлай. Ты была обречена с рождения. А я не смогла смириться, представляешь? – она как-то неестественно улыбнулась, совсем невесело. Замолчала, поджав губы и уставившись на луну.
– Тебе удивительно везёт на контакты, – хмуро проговорил Ллэр. – Дочь от тлай, опекун – атради, да и тот нерядовой. В любовниках – доа. – Он кивнул на Адана, затем посмотрел на Миру. И вдруг улыбнулся. – Котёнок, да ты во всех смыслах настоящее чудо. Наполовину тлай, наполовину актарионка, а теперь в комплект добавилась кровь и способности доа. Не хватает в наборе только вильʼлари.
– Они не гуманоиды, – неожиданно встряла Роми. – Вильʼлари. Были. Потомки каких-то насекомых. Яйцекладущие и генетически несовместимые ни с кем, кроме самих себя. А вот тлай… – она восхищённо покачала головой. – Самые сильные. Самые могущественные. Говорили, для них не осталось неизлечимых болезней, кроме старости, которую они холили и лелеяли, как самое важное, что существует во Вселенной. И они… существуют?..
– Да, но единицы. Их мир давно погиб, те, кто выжил, перебрались в Актарион. Теперь старость – непозволительная для них роскошь. Мало кто доживает до двадцати пяти, – по-прежнему глядя на небо, ответила Таль. Потом посмотрела на Ллэра, грустно улыбнулась. – Это не везение. Это судьба и моя работа. Когда Миру привезли без сознания ко мне в клинику, я далеко не сразу поняла, в чём дело. Но пары исследований хватило, чтобы распознать вирус и его причины. Вот тогда всё окончательно прояснилось: и почему я беременной попала в Плешь, и как это случилось, и что дело вовсе не в генах доа, и что Мира умирает. Оставался только один способ её спасти. Теоретически – простой, практически… – она помолчала. – Никто и никогда такого не делал. Результаты могли удивить. И удивили.
– Что именно ты собиралась со мной сделать? – Мире всё-таки удалось сбросить с себя охватившее оцепенение. Даже улыбнуться – неестественной улыбкой окаменевших губ.