Атради

– Когда Самар отказался помогать, я помимо рабочих проектов с ПНК для актарионцев искала возможность сделать Миру неуязвимей. Мне нужна была кровь доа, поэтому я искала подходящего донора в Бэаре. Нашла тебя. Потом мне пришла в голову мысль, что не стоит ограничиваться Мирой. Почему бы не попробовать активировать и твои способности?

– Действительно почему? – хмыкнул Адан. – И мне сообщать об этом необязательно.

– Я не успела.

– Нескольких месяцев не хватило прийти и поделиться откровениями? С головой ушла в опыты? – съязвил он.

– Самый лучший способ активировать чьи-то спящие гены или генный потенциал, если хочешь, – продолжила Таль, никак не реагируя на его замечание, – это поместить человека под энергетическое излучение типа Плеши. Самар так и не пожелал объяснить, как именно её создал, каков принцип. Многое из того, что я хотела сделать, основывалось исключительно на моих предположениях и скудном личном опыте. Не было гарантии, что что-нибудь выйдет. Я решила рискнуть. Самым сложным оказалось придумать, как спровоцировать ваш переход в Плешь. А без него никак. Необходимо было дать толчок, стимул. Потом, как я считала, начнутся метаморфозы. Какие именно – не знала. И, представь себе, сомневалась. Боялась. Потом убедила себя, что если не получится сразу, то смогу повторить. Ведь метаморфозы всё равно будут, пусть слабые. Они что-то изменят в тебе, и такие изменения никогда не исчезнут полностью. Не зря же все одарённые, кто однажды побыл в Плеши, но потом по тем или иным причинам вернулся в свой мир со стёртой памятью, снова попадал в Плешь.

– Не всегда, – встряла Роми. – Если потенциал мал, ты не переживёшь дальнейшие метаморфозы, солнце или Море убьют тебя, поэтому тебе нечего делать больше в Плеши. Тем, кто обладает большим потенциалом, бесполезно стирать память. Десять, пятнадцать раз исправляй… всё восстанавливается.

Она бросила быстрый взгляд на Алэя, но тот, казалось, вообще не собирался активно участвовать в разговоре.

– Я и говорю о тех, у кого большой потенциал, – добродушная улыбка учительницы, терпеливо объясняющей нерадивому ученику очередную премудрость, сменилась ехидной, вызывающей ухмылкой.

Адан невольно усмехнулся. У Роми талант вызывать в Таль и Мире желание огрызаться. А может, не только в них. Может, это естественное влияние на всех актарионок. Или вообще на женщин. Интересно, за все прожитые тысячелетия кроме позабытых любовников Роми обзавелась хотя бы одной подругой?

– Если ты… – Таль осеклась, бросила на него хмурый взгляд, опять посмотрела на Роми. Выдавила из себя подобие прежней радушной улыбки.

Адан нахмурился. Наверное, она и сейчас легко читает его мысли, раз так реагирует.

– Если Смотритель не заметил, ещё не значит, что потенциала не было, – заговорила Таль. – И что бы вы там ни чистили, последствия попадания в Плешь даже для обычного человека всегда оставались. Организм меняется. Становится сильнее, пусть это выражается всего лишь в отсутствии банальной простуды. Вы же всегда смотрели на тех, кто попадал в Плешь, только через призму собственной необходимости. Получится ли в итоге новый атради или нет, хватит ли сил у новичка на преобразования или не стоит возиться. Тех, в ком таких сил не видели, считали ошибкой, глюком системы. И совершенно напрасно. Плешь – одна из совершенных систем, которые мне известны. Там никаких осечек и случайностей быть не могло. Она, – Таль кивнула на Миру, – самое лучшее доказательство. В ней не было ни грамма потенциала превратиться в солнечную батарейку, зато достаточно сил, чтобы уничтожить целый мир. Твой мир.

– Хорошо, – вмешался Адан. Не хватало, чтобы Роми и с Таль сцепилась, а она уже явно была к этому готова: даже рот успела раскрыть. А сейчас захлопнула, бросила на Адана колючий взгляд, в глубине которого как будто светилась благодарность. – У тебя получилось. Ты запихала нас в Плешь. Дальше что?

– Дальше я надеялась, что Мира сможет справиться с вирусом. И даже обретёт какие-нибудь способности. Актарионки или тлай. Про доа я не думала. Мечтала об образовании ПНК в лучшем случае.

– А со мной каких результатов ты ожидала?