Ацтек

Воители-Ягуары в знак отличия носили плащи из шкуры этого хищника, а в качестве шлема использовали его голову. Разумеется, череп удаляли, после чего передние зубы ягуара приклеивали к краям пятнистого капюшона, так что верхние клыки нависали надо лбом воина, а нижние загибались перед его подбородком. Панцири у воителей-Ягуаров также были раскрашены под цвет шкуры могучего пятнистого кота. Воители-Орлы в качестве шлема надевали огромную орлиную голову, сделанную из дерева и покрытую настоящими орлиными перьями: открытый клюв выдавался вперед надо лбом и под подбородком. Орлиными перьями они покрывали и весь панцирь, к сандалиям крепились искусственные когти, а обшитая перьями накидка походила на сложенные крылья. Воитель-Стрела тоже носил шлем в виде птичьей головы, но уже не орла, а любой другой, не столь благородной птицы, по своему выбору. При этом панцирь его покрывали такие же перья, какими он предпочитал оперять свои стрелы.

У всех этих воителей имелись деревянные, кожаные или плетеные щиты, покрытые перьями, из которых складывались сложные мозаичные узоры, у каждого — разные, включавшие в себя символы его имени. Благородные воители славились доблестью и считали прославление своего имени в бою делом чести. Разумеется, самые отважные и честолюбивые противники хотели сразиться именно с этими героями, ибо каждому было лестно стяжать славу «победителя доблестного Ксокока» или другого прославленного воина. Мы, йаокуицкуи, получили щиты, лишенные каких-либо украшений, а доспехи у всех нас были одинаково белыми, пока не стали одинаково грязными. Простым воинам не разрешалось иметь никаких гербов или символов, но некоторые из старых солдат втыкали перья в волосы или раскрашивали лица, дабы показать, что для них это не первая кампания.

Натянув доспехи, мы с моими товарищами-новичками отправились в тыл, к жрецам. Те, зевая, выслушивали сбивчивые, обращенные к Тласольтеотль признания, а потом давали нам снадобье, предназначавшееся для подавления страха и пробуждения отваги. Я хоть и не верил в то, что глоток какой-то бурды способен совладать со страхом, леденящим сердце и парализующим ноги, тем не менее послушно пригубил зелье. Оно состояло из размешанных в дождевой воде белой глины, толченого аметиста, листьев конопли, порошка какао и лепестков орхидеи.

Когда мы вернулись к флагу, командир мешикатль, благородный воитель-Стрела Ксокок объявил:

— Знайте все: целью завтрашнего сражения является захват пленных для принесения в жертву Уицилопочтли. Иными словами, мы должны стараться наносить удары плашмя — оглушающие, но не смертельные. Предпочтительнее ранить врага, чем убить его. Однако вы должны помнить, что если для нас это просто Цветочная Война, то тлашкалтеки смотрят на нее иначе. Они будут стоять насмерть, будут сражаться, чтобы защитить свои жизни и отнять наши. Аколхуа понесут наибольшие потери или стяжают великую славу. Но вот что я хочу сказать вам: увидев бегущего врага, помните, что вам надлежит захватить его в плен живым, однако не забывайте, что сам он при этом попытается вас убить.

Произнеся эту не слишком ободряющую речь, Ксокок повел нас (каждый боец был вооружен копьем и макуауитль) вперед, резко повернув на север. При этом командир оставлял по пути, через равные промежутки, небольшие группы солдат. Подразделение Пожирателя Крови отделилось от основных сил первым, и, когда остальные мешикатль потащились дальше, куачик дал нам последнее наставление:

— Те из вас, кому уже случалось бывать в бою и брать пленных, знают, что опытный воин должен пленить врага самостоятельно, не прибегая ни к чьей помощи: только так можно стяжать славу героя. Однако новобранцам, если кому-то из них представится возможность пленить недруга, не возбраняется позвать на помощь товарища и разделить с ним честь победы. А сейчас следуйте за мной… Видите дерево? Вот ты взберешься на него и затаишься в ветвях… А ты и ты, вы оба спрячетесь вон за тем нагромождением камней… Связанный Туманом, твое место будет за этим кустом…

И таким образом он расставил всех нас длинной, тянущейся на север цепью, приблизительно на расстоянии ста шагов друг от друга. В темноте мы не видели товарищей, да и при свете дня должны были тщательно маскироваться, но ведь в крайнем случае всегда можно громко крикнуть.

Сомневаюсь, чтобы в ту ночь хоть кто-то из нас, за исключением, может быть, нескольких закаленных в боях ветеранов, сомкнул глаза. Сам я не спал, тем паче что спрятаться за отведенным мне кустом можно было, лишь скрючившись в три погибели. По-прежнему сыпал дождь, так что моя накидка промокла до нитки. Та же судьба постигла и мой хлопковый панцирь: он размок, прилип к коже и стал настолько тяжелым, что я даже засомневался, сумею ли, когда придет время, выпрямиться.