Ацтек. Гроза надвигается

Все утро было посвящено развлечениям. Певцы и танцоры, выступавшие в Доме Песнопений, то есть в том самом здании, где я диктую вам сейчас эти строки, значительно превосходили своим искусством всех, кого мне довелось видеть и слышать в Тескоко, не говоря уж о Шалтокане, хотя, по моему мнению, ни одна танцовщица не могла сравниться изяществом и грацией с моей навеки утраченной Тцитцитлини. Среди музыкальных инструментов преобладали знакомые: «громовые», «божьи» и водяные барабаны, сделанные из тыквы погремушки, а также флейты из тростника, берцовых костей и сладкого картофеля. Однако певцам и танцорам аккомпанировали также и другие, диковинные инструменты, каких мне еще не случалось видеть. Один из них назывался «водные трели» и представлял собой трубку, вставленную в кувшин с водой: когда в трубу дули, инструмент издавал интересные звуки – бульканье, сопровождавшееся эхом. Другой инструмент, тоже духовой, с виду походил на толстое глиняное блюдо. Музыкант не шевелил ни губами, ни пальцами, а двигал лишь головой, дуя в мундштук и тем самым заставляя находившийся внутри «блюда» маленький глиняный шарик перекатываться по ободу – от одного отверстия к другому. Одним словом, ни в музыкантах, ни в инструментах в тот день недостатка не было. Музыка играла так громко, что ее наверняка слышали не только собравшиеся в Теночтитлане, но и все, кто остался дома, на берегах всех пяти озер.

Артисты выступали на нижних ступеньках пирамиды и на специально освобожденной площадке возле ее основания. Когда они уставали и им требовалось отдохнуть, их место занимали атлеты. Силачи поднимали огромные тяжеленные камни или перебрасывали с одной руки на другую обнаженных девушек, словно те весили не больше перышка. Акробаты совершали прыжки, которым позавидовали бы даже кролики и кузнечики, или забирались – по десять, двадцать, даже по сорок человек одновременно – друг другу на плечи, составляя из своих тел некое подобие Великой Пирамиды. Шуты-карлики исполняли гротескные, непристойные пантомимы. Невероятное количество шаров в руках жонглеров образовывало в воздухе петли и замысловатые узоры...

Нет, ваше высокопреосвященство, неправильно думать, что утренние представления были просто способом, как вы выразились, отвлечь народ и смягчить предстоящие ужасы. Уж не знаю, что вы имели в виду, когда пробормотали о «хлебе и зрелищах», но ваше высокопреосвященство сделали неверный вывод о том, что такого рода развлечения не имели непосредственного отношения к предстоящему религиозному ритуалу. Каждый исполнитель посвящал свое выступление богам, которых восхваляли в тот день. А если то или иное представление и не отличалось особой торжественностью, а было, напротив, развлекательным, то делалось это для того, чтобы развеселить божество, привести его в хорошее настроение и таким образом склонить к благожелательному принятию наших последующих подношений.

Все, что происходило в то утро, обязательно имело определенное отношение к нашим религиозными верованиям, обычаям или традициям, хотя это, наверное, и не так просто уразуметь иноземцу, каким является ваше преосвященство. Например, в празднике участвовали токотин, прибывшие по специальному приглашению с побережья океана, из земель тотонаков. Именно там и была изобретена или, возможно, навеяна их богами эта ни с чем не сравнимая забава. Для выступления токотин потребовалось просверлить в мраморе, которым была вымощена площадь, отверстие, куда вставили ствол чрезвычайно высокого дерева, предварительно положив вниз живую птицу. Считалось, что кровь этой птицы должна была придать артистам силы, необходимые для полетов. Да-да, именно для полетов.

Вставленный в отверстие ствол был высотой почти с Великую Пирамиду. На его верхушке находился крохотный, пожалуй не больше чем в один обхват, деревянный помост, с которого свободно свисали крепкие веревки. Пятеро тотонаков взбирались по стволу-шесту на вершину: один нес флейту и маленький, прикрепленный к набедренной повязке барабан. Остальные четверо не были обременены ничем, кроме обилия ярких перьев. Собственно говоря, они были совсем голыми, если не считать этих перьев, приклеенных к их рукам. Добравшись до помоста, эти четверо артистов каким-то непостижимым образом размещались по краям деревянной площадки, в то время как пятый медленно, осторожно поднимался на ноги и вставал в самом центре.

Там, на огромной высоте, на ограниченном пространстве, он начинал пританцовывать, аккомпанируя себе на флейте и барабане – постукивая по барабану одной рукой и закрывая и открывая отверстия флейты пальцами другой. Хотя все собравшиеся внизу, на площади, взирали на это затаив дыхание, в полной тишине, но музыка с такой высоты была почти не слышна. Тем временем остальные четверо токотин осторожно привязывали веревки к своим лодыжкам, чего зрители, опять же, снизу видеть не могли.

Когда все было готово, пританцовывавший человек подавал сигнал музыкантам на площади.