Ацтек. Гроза надвигается

В день церемонии толпу сначала развлекали выступлениями карликов, жонглеров, токотин и тому подобным, а затем зрителям являлся Шипе-Тотека. Молодой человек или девушка, одетые в божественное одеяние, сочетающее в себе сухие оболочки початков маиса и яркие, свежие, зеленые побеги. На голове у избранного красовался расходящийся широким веером венец из ярких перьев, на плечи была накинута струящаяся накидка, на ногах – золоченые сандалии. «Божество» торжественно обносили вокруг Сердца Сего Мира на великолепных носилках, под звуки музыки и восторженные крики, в то время как избранник (или избранница) осыпал толпу семенами и маисовыми зернами. Потом процессия приближалась к стоявшей в углу площади невысокой пирамиде Шипе-Тотека, и все звуки – музыка, пение, барабанный бой и возгласы ликования – мгновенно стихали. Воплощение божества усаживали у подножия храмовой лестницы, и двое жрецов медленно снимали с него праздничное облачение, пока избранник не представал перед зрителями (многие из которых уже были хорошо знакомы с его или с ее телом) совершенно нагим. Жрецы вручали ему связку из двадцати маленьких тростниковых флейт и, встав по обеим сторонам от избранника, начинали вместе с ним подниматься по ступеням. На каждой ступени «божество» извлекало из одной флейты трель, после чего ломало инструмент. Дольше и печальнее всего флейта звучала на последней ступени, но сопровождающие жрецы не позволяли затягивать мелодию: с окончанием трели последней флейты подобало завершиться и жизни Шипе-Тотека.

Другие жрецы, уже поджидавшие на вершине, укладывали жертву на стоявший там каменный алтарь. Двое служителей выхватывали обсидиановые кинжалы, и пока один вскрывал ксочимикуи грудь и вырывал оттуда трепещущее сердце, другой отделял все еще моргавшую и шевелившую губами голову. Ни один другой наш обряд не предусматривал обезглавливания жертвы. Собственно говоря, и в данном случае это делалось из соображений вовсе не мистических или ритуальных, а из сугубо практических: с обезглавленного трупа легче снять кожу.

Свежевание происходило не на глазах у толпы: расчлененное тело торопливо уносили в храм, где за дело брались умелые, поднаторевшие в этом жрецы. Кожу головы снимали сзади, с загривка к макушке, веки отрезали, скальп и кожу лица сдирали с черепа. На туловище, от заднего прохода до обрубка шеи, делался продольный разрез, но кожу рук и ног снимали чулком, тщательно и осторожно, чтобы сохранить форму. Если ксочимикуи была молодой девушкой, мягкую плоть, наполнявшую ее груди и ягодицы, оставляли нетронутой для сохранения округлости, ну а у юноши оставляли на месте болтающийся тепули и ололтин.

Самый маленький жрец Шипе-Тотека (при этом храме непременно имелся коротышка) быстро сбрасывал с себя одежду и, обнаженный, быстро облачался в кожу жертвы, благо та с внутренней стороны еще оставалась влажной и скользкой и ему было нетрудно просунуть руки и ноги в своего рода полые трубки. Ступни обрубали, ибо они мешали бы жрецу исполнять танец, но кисти мертвеца оставляли на месте, чтобы те болтались и хлопали вместе с ладонями жреца. Дабы снятая с торса кожа держалась на танцоре, вдоль разреза протыкали отверстия, через которые пропускали шнурок. Потом жрец, как маску, надевал волосы и лицо мертвого избранника, это все тоже зашнуровывалось на затылке, оставляя жрецу возможность смотреть через пустые глазницы и петь, шевеля мертвыми губами. Все следы крови с внешней стороны костюма удаляли губкой, а щель в коже груди плотно зашивалась.