Ацтек. Гроза надвигается

– Когда писец изображает двоих людей или богов, занятых разговором, они, естественно, должны быть обращены лицами друг к другу, – нетерпеливо продолжал учитель. – Однако всегда следует помнить общее правило: лицам большинства изображаемых фигур следует быть обращенными в том направлении, в каком читается надпись.

Я сглотнул и, кажется, довольно громко.

– А ты, выходит, так и не уразумел этого элементарного, основополагающего правила? – язвительно осведомился наставник. – И у тебя хватило дерзости продемонстрировать мне свою писанину? – Он швырнул мне книгу, даже не удосужившись ее сложить. – Завтра приступишь к занятиям по письму. Учиться будешь вон в той группе.

И наставник показал на кучку учеников, собравшихся вокруг одной из беседок. Тут лицо мое моментально вытянулось, а гордость испарилась. Даже издалека было видно, что все ребята в группе вдвое меня моложе и намного меньше ростом.

Разумеется, мне казалось обидным и унизительным заниматься вместе с мелюзгой и начинать изучение таких вроде бы любимых мною предметов, как письмо и история, с самого начала. Можно подумать, что раньше меня никогда ничему не учили и сам я не прилагал стараний узнать как можно больше. Единственным отрадным известием оказалось лишь то, что, по крайней мере при изучении поэзии, не было подразделения на начинающих, познающих, познавших основы и прочих. На занятия по стихосложению приходили те, кого к этому влекло, так что в одной группе занимались и совсем дети, и люди, достигшие зрелости. Среди учеников оказались также и юный принц Ива, и его старший сводный брат – наследный принц Черный Цветок, и множество других знатных людей, включая, совсем немолодых. Девушек, женщин, а также рабов я увидел там больше, чем на любых других занятиях.

Похоже, что здесь не имело значения ни кто сочиняет стихотворение, ни какова его тема, представляет ли оно собой восхваление какого-либо бога или героя, длинное историческое повествование, любовную песню, горестный плач или добродушную шутку. Не принимались также в расчет и пол, возраст, богатство, знатность, заслуги, образование или опыт сочинителя. В поэзии важно другое: стихотворение или есть, или его нет. После того как оно слагается, стихотворение или запечатлевается в памяти, или забывается так быстро, словно никогда и не появлялось на свет. На тех занятиях я скромно сидел в сторонке и слушал других, а о том, чтобы сочинять собственные стихи, не смел даже и помышлять. И лишь многие, многие годы спустя мне случилось сочинить стихотворение, которое, как я потом слышал, декламировали странники. Однако стихотворение это совсем крохотное, так что из того, что оно живет в памяти людей, еще не следует, будто я вправе называть себя поэтом.

Больше всего мне запомнилось самое первое занятие в поэтическом классе. Господин наставник пригласил какого-то знаменитого стихотворца прочесть нам свои произведения. Я прибыл и уселся на траву позади всех слушателей, когда он готовился к выступлению. С такого расстояния, да еще при моем зрении, рассмотреть поэта как следует было мудрено, но я разобрал, что он среднего роста, хорошо сложен и примерно тех же лет, что и госпожа Толлана. Поэт был облачен в богато расшитую хлопковую накидку, поддерживаемую золотой застежкой, однако не имел более никаких иных украшений, указывавших на его происхождение или сан.

Поэтому я принял его за профессионального стихотворца, получившего за свой дар содержание от правителя и место при дворе.

Поэт пошуршал листочками с записями, передал один из них мальчику – рабу, сидевшему на земле у его ног с маленьким барабаном на коленях, и, ничуть не напрягая хорошо поставленный голос, отчетливо произнес:

– Достойные учащиеся, с разрешения вашего господина наставника я прочту вам сегодня не свои стихи, а сочинения куда более великого и мудрого поэта. Моего отца.

– Аййо, с моего разрешения и к превеликому моему удовольствию! – отозвался господин учитель, удовлетворенно кивая.

– Аййо! – повторил за ним весь класс, как будто присутствующие как один прекрасно знали творения того выдающегося поэта, о котором шла речь.

Из того, что я вам уже рассказал о нашей системе письма, почтенные братья наверняка поняли, что оно не годилось для того, чтобы полноценно записывать поэтические произведения. Наша поэзия существовала лишь благодаря передаче из уст в уста, и стихотворение жило только в человеческой памяти. Если оно кому-то нравилось, человек заучивал его наизусть и пересказывал другому, а тот, в свою очередь, пересказывал дальше. Так стихотворение и жило, передаваясь из уст в уста. Чтобы произведение легче запоминалось, оно, как правило, содержало ритмические повторения и созвучия на концах строк.