Ацтек. Поверженные боги

Естественно, Мотекусома предвидел, что отговорить захватчиков будет не так-то просто, и на сей случай повелел Змею-Женщине подойти к делу иначе.

— В таком случае, — сказал Тлакоцин, — Чтимый Глашатай будет очень рад, если достойный генерал-капитан не станет более откладывать свое прибытие.

Причина такого предложения заключалась в страхе Мотекусомы: он боялся, что Кортес неизбежно еще больше усилит свое войско, если продолжит путь через земли враждебных мешикатль или недовольных взимаемой с них данью подчиненных народов.

— Чтимый Глашатай опасается, как бы скитания по отсталым окраинам не побудили тебя счесть наш народ диким, варварским и далеким от цивилизации. Мотекусома желает, чтобы ты увидел весь блеск и величие его столицы и получил возможность оценить нас по достоинству, а потому настойчиво предлагает тебе не мешкать, но двинуться прямо в Теночтитлан. Я сам буду твоим проводником, мой господин, а поскольку я являюсь вторым лицом в государстве после верховного правителя, то мое присутствие будет надежной гарантией: никто не посмеет устроить засаду или же напасть исподтишка.

Кортес в ответ сделал широкий жест, словно обводя рукой собравшиеся вокруг Чолулы войска.

— Хитрости и засады неведомых врагов, друг Тлакоцин, — с нажимом промолвил он, — меня не волнуют. Но я принимаю приглашение твоего господина посетить столицу и твое любезное предложение быть моим проводником. Мы готовы выступить в путь, как только будешь готов ты.

Кортес не покривил душой: опасаться чьего-либо нападения, тайного или явного, ему в то время уже действительно Не приходилось. Да и необходимости собирать еще больше воинов тоже не было. По оценкам наших «мышей», когда белый вождь покидал Чолулу, его объединенные силы составляли около двадцати тысяч человек, и это не считая примерно восьми тысяч тащивших провизию и снаряжение носильщиков. Войско растянулось в длину на два долгих прогона, что составляло четверть дня ходу. Вдобавок к тому времени все его воины и носильщики имели отличительный знак, позволявший определить, что они принадлежат к армии Кортеса. Поскольку испанцы все еще жаловались, что «все эти чертовы индейцы на одно лицо», и не хотели в суматохе боя перепутать своих с врагами, Кортес приказал всем своим союзникам надеть высокие головные уборы из травы мацатла. «Мыши» говорили, что когда его армия из двадцати восьми тысяч человек двигалась к Теночтитлану, издали могло показаться, будто некое волшебство привело в движение огромное, поросшее травой поле.

Возможно, что в глубине души Мотекусома был бы не прочь приказать Змею-Женщине долго водить Кортеса по крутым горным тропам и перевалам, пока белые люди, вымотавшись, не плюнут наконец на свою затею и не решат повернуть назад, а еще лучше было бы завести испанцев в дебри и бросить их там погибать. Но, конечно, на это рассчитывать не приходилось. С Кортесом шло множество тлашкалтеков и аколхуа, которые знали местность и, конечно, разгадали бы такую уловку. Но, видимо, Змей-Женщина все же получил указание вести испанцев хоть и правильным, но трудным путем. Возможно, Мотекусома еще лелеял слабую надежду на то, что тяготы и лишения смогут обескуражить Кортеса, хотя никто, хоть немного знавший испанского вождя, не стал бы тешить себя такими иллюзиями. Так или иначе, Тлакоцин повел их на запад по самому, пожалуй, трудному пути торговых караванов, проходившему через высокий перевал между вулканами Истакиуатль и Попокатепетль.

Как я уже говорил, на этой высоте даже в разгар знойного лета лежит снег, а армия выступила в поход в начале зимы. Наверное, Тлакоцин считал, что стужа, обжигающий ледяной ветер и снежные заносы, сквозь которые приходится прокладывать путь, пересилят упорство белых людей. Я и по сей день не знаю, каков климат в вашей Испании, но Кортес и его солдаты провели не один год на Кубе, которая, как я понимаю, такая же знойная и влажная, как и любая из наших расположенных на побережье Жарких Земель. Так что и они, и, уж конечно, тотонаки не были привычны к холоду и не имели теплой одежды, чтобы защититься от пронизывающих ветров, насквозь продувавших горные тропы, которыми их вел Тлакоцин. Он впоследствии не без удовольствия рассказывал, что белые люди терпели страшные мучения.

Да, они страдали и жаловались, а четверо белых солдат, две лошади, несколько собак и сотня тотонаков и вовсе погибли, но остальные выдержали. Более того, десять испанцев, чтобы продемонстрировать свою отвагу и несгибаемую волю, объявили о намерении взойти на вершину вулкана Попокатепетль и заглянуть в его дымящееся жерло. Добраться до кратера им не удалось, но я не припоминаю, чтобы кто-то из индейцев хотя бы попытался это сделать. Неудавшиеся скалолазы вернулись к своим, посинев и окоченев от холода, а некоторые даже отморозив пальцы на руках и ногах, но своим мужеством они заслужили восхищение товарищей. Даже Змей-Женщина с неохотой признал, что белые люди, при всем их безрассудстве и тяге к пустой браваде, полны энергии и по-настоящему бесстрашны.