Ацтек. Поверженные боги

На сегодняшний день приснопамятная Малинцин известна и вам, почтенные писцы, и сеньору епископу как вдовствующая сеньора донья Марина де Харамильо, владелица внушительного, занимающего целый остров, имения Такамичапа, неподалеку от городка Эспириту-Санту. Прежде городок назывался Коацакоалькос, и остров, пожалованный ей Короной, находится посреди той самой реки, из которой некогда рабыня по имени Первая Трава зачерпнула мне ковш воды.

Донья Марина живет лишь потому, что я позволил ей жить, а позволил я ей только потому, что в ту ночь короткое время она была… в общем, она была кем-то, кого я любил.

Либо испанцы оказались настолько глупы, что им не терпелось опустошить Сердце Сего Мира, либо же они решили продемонстрировать жестокость и беспощадность, надеясь посеять в нашем народе ужас и парализовать всякую волю к сопротивлению, но, так или иначе, смертельный огонь из установленных на крыше пушек они открыли еще до наступления темноты. Едва отгремели залпы, как на площадь ринулись солдаты со стальными мечами, и началась страшная резня, однако наши воины к тому времени еще не собрались, поэтому жертвами испанцев пали более тысячи женщин, девушек и детей. Боеспособных мужчин погибло не более двух десятков, а из числа благородных воителей и представителей знати, задумавших восстание, вообще не пострадал никто, тем более что испанцы не предприняли попытки выявить и покарать вождей заговора: учинив бойню на площади, они не решились углубляться во враждебный город и отступили Во дворец. Чтобы извиниться за провал своей попытки устранить Малинцин, я не пошел к военному вождю Куитлауаку, который, по моим предположениям, должен был рвать И метать от ярости и досады, а предпочел отправиться к принцу Куаутемоку в надежде, что тот отнесется к моему упущению более снисходительно. Я знал принца еще мальчиком, когда он со своей матушкой, первой супругой Чтимого Глашатая, бывал в гостях у нас в доме в ту пору, когда еще были живы его отец Ауицотль и моя жена Цьянья. В то время Куаутемокцин считался наследником трона Мешико, и лишь несчастное стечение обстоятельств помешало ему стать нашим юй-тлатоани вместо Мотекусомы. Поскольку сам Куаутемок был не понаслышке знаком с разочарованием, мне подумалось, что он может проявить сострадание, восприняв провал моей попытки помешать Малинцин предупредить белых людей не столь сурово.

— Никто не винит тебя, Миксцин, — сказал он, когда я рассказал ему, как она избежала яда. — Конечно, ты оказал бы услугу Сему Миру, избавив его от этой изменницы, но особого значения твоя неудача так и так все равно не имеет.

Озадаченный, я спросил:

— Не имеет значения? Почему?

— Потому что это не Малинцин предала нас, — ответил Куаутемок. — В этом ей не было нужды. — Он поморщился, как от зубной боли, и добавил: — Это сделал мой незаслуженно возвеличенный родич. Наш Чтимый Глашатай Мотекусома.

— Что? — воскликнул я.

— Видишь ли, Куитлауак, как мы и условились, пошел к белому вождю Тонатиу Альварадо и попросил того дать разрешение на проведение церемонии праздника Ицтокуатль. Как только Куитлауак покинул дворец, Мотекусома предостерег его, заявив, что здесь кроется какая-то уловка.

— Но почему?

Куаутемок пожал плечами:

— Уж не знаю, что здесь сыграло роль… Уязвленная гордость? Мстительная злоба? Наверное, Мотекусому взбесило то, что его подданные, без его участия и не испросив его дозволения, задумали сами избавиться от непрошеных гостей. Но каковы бы ни были истинные причины, он теперь заявляет, что не потерпит нарушения мира, заключенного им с Кортесом.

У меня вырвалось крепкое словечко, которое я бы раньше никогда не позволил себе применить по отношению к Чтимому Глашатаю.

— Да о каком таком мире он говорит, если испанцы совершили с его благословения зверское избиение женщин и детей?

— Давай все-таки проявим снисходительность и предположим, что Мотекусома надеялся, что Альварадо просто запретит проводить эту церемонию. Думаю, что он и сам не ожидал, что испанцы начнут столь жестоко насильно разгонять толпу.

— Ах, они просто разгоняли толпу! — прорычал я. — Видимо, теперь так называется резня всех без разбору, особенно женщин и детей! Мою жену, случайно пришедшую посмотреть на танцы, ранили. Одна из двух моих служанок убита, а другая с перепугу убежала и до сих пор где-то прячется.

— Во всем этом хорошо лишь одно, — со вздохом промолвил Куаутемок, — после случившегося весь город един в своем возмущении. Раньше люди лишь перешептывались и ворчали, кто-то не доверял Мотекусоме, а кто-то поддерживал его. Теперь весь Теночтитлан готов разорвать его на куски вместе с теми, кто обосновался во дворце.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда давайте так и поступим. Ведь наши воины почти все уцелели. Поднимем и горожан — даже стариков вроде меня — и возьмем дворец штурмом.