Внизу, у подножия заброшенной водокачки, пыхтел и фыркал огромный черный бронепоезд, выдыхая в небеса клубы плотного дыма. Полдюжины блиндированных вагонов с орудийными башнями и пулеметными гнездами, закопченные ультрамариново-солнечные флаги, пара локомотивов — основной и запасной, оба укрепеленные листами вороненой брони, жаркое марево над паровозной топкой...
— Зверь! — сказал Кузьма, — Нам бы такой в гражданскую... Это вам не рельсами и мешками с песком вагоны бронировать... Помнишь, поручик, полустанок?
— Помню, как не помнить... — этот чертов полустанок мы вспоминали периодически, — Но на тюрьму в психическую атаку в полный рост не сходишь.
— Не сходишь... — поскучнел Кузьма.
Тюрьма Покета была строением монументальным. Квадрат наружных стен, внутри него — собственно тюремный корпус — квадрат поменьше, с внутренним двориком, в который были обращены все окошки из камер и хозяйственных помещений. Ещё — лазарет и бывший дом начальника тюрьмы, ныне переделанный в производственные цеха, чадящие кирпичными трубами. Там трудились заключенные. Общее ощущение неприступности и монументальности, толщина стен, их чернота и монолитность как бы убеждали всякого в невозможности побега отсюда, в некой предопределенности и безысходности.
К главному пенитенциарному заведению Федерации вело два пути: шоссейная дорога прямиком от центра города и железнодорожная ветка, отведенная от Зурбаганской линии. В тюрьме делали кирпичи. Благо, глины в окрестностях имелось огромное количество. Кто-то посчитал, что выгоднее и безопаснее будет отгружать стройматериалы в вагоны, а не гонять туда-сюда подводы с запряженными ломовыми лошадьми и десятками возниц. Лучше уж — одна проверенная паровозная бригада, охрана с винтовками и заключенные в качестве грузчиков. Прямо за стенами тюрьмы.
Это было довольно странно, потому как железнодорожное строительство в Колонии а потом и в Федерации велось скупо, средства предпочитали тратить на корабли. С другой стороны — Зурбаган был достаточно богатым городом, чтобы соблюдать баланс в транспортной отрасли, и тут, в окрестностях столицы, рельсами, шпалами и паровозами было никого не удивить. Говорят, даже ветку в Арлингтон тянули в свое время...
Мы сидели на этой чертовой водонапорной башне, пялились на редкие проходящие составы и ожидали Ариса и Эшмуназара, которые проводили рекогносцировку в окрестностях тюрьмы. Феликса держали там — это было совершенно точно известно. Так что вариантов не имелось — сам погибай, а товарища выручай! Погибать не хотелось, но усилиями богобоязненного абиссинца мы были лишены солидной порции нашей ударной мощи — весь ультралиддит и шамонит, остававшиеся в саквояже, уплыли в океан.
Говоря по правде, я не стал складывать все яйца в одну корзину. У меня в портсигаре оставалось немного того и другого, грамм по десять, не больше — но знать об этом никому не следовало, даже соратникам. Этот запас — поистине неприкосновенный. Например, на случай плена или — встречи с Артуром Грэем, чем черт не шутит?
— А поезд-то президентский! — сказал Кузьма, — Литерный!
Ну вот, помяни черта... Преторианец протянул мне бинокль и ткнул пальцем в засиженное птицами окошечко с мутным стеклом.
— Вон, твое благородие, гляди, какой вагон по центру!
Вагон был примечательный. Сквозь отодвинутые бронированные ставни в его широких окнах можно было разглядеть роскошный интерьер, из двери высунулся стюард в крахмальной рубашке и жилете, стражу несли несколько зурбаганских зуавов в синих ментиках с золотым шитьем и красных шароварах с лампасами. Литера "P" на борту вагона могла означать только одно — PRESIDENT.
— Новенький блиндированный вагончик, с иголочки! Его тут, в вагоноремонтных мастерских Покета оборудовали. Вот и поезд пригнали, чтобы в Зурбаган отвезти для государственных надобностей. Оно и хорошо — на фронте такая махина бед могла бы наделать... Три башни — это орудия Канэ, получается, еще три — крупнокалиберные пулеметы, да под скорлупой, небось, не одни винтовочки... Страшная сила! Закончат носить туда бархатные диванчики, хрусталь и прочие финтифлюшки — и, небось, отправятся.
Тесфайе сидел понурившись. Храбрый абиссинец страдал из-за борьбы двух эмоций — одна из них была гордостью за то, что он сделал всё так, как понравится Джа, а другая — досада и стыд за то, что такими своими действиями он лишил своих товарищей мощного оружия и, возможно, подверг наши жизни ненужному риску. Я хлопнул мавра по плечу:
— Тес, давай, пойди вниз, прошвырнись по насыпи, глянь аккуратно — не явились ли Арис с Эшем?
Абиссинцу в этом плане было проще всего. Тут, в Покете, имелась диаспора коричневокожих аборигенов — они вкалывали на строительстве железной дороги, выполняя черную работу, и наш гигант, нарядившись в синие хлопчатые штаны и соломенную шляпу, легко вводил в заблуждение охрану. Главное было не заводить разговор с соплеменниками... Он ведь даже не считал их таковыми! Абиссиния и Сахель, по его мнению, были столь же различны, как, например, Империя и башибузуки — и такая точка зрения имела право на существование.