Атташе

— Ну, почему же? Считаю, что хороший политик и хороший человек — понятия несовместимые, — вещал я, уничтожая фигуры доктора одну за другой, — И в принципе не надеюсь на то, что та или иная государственная машина или политическое учение могут кого-то осчастливить. Задача любого государства — защищать самое себя. Задача любой политической партии — захват, удержание и использование власти для реализации собственной программы. Государство — слуга народа? Какая дичь… Общественный договор — миф! Никто ни с кем не договаривался. Есть чудовище, которое мы кормим, чтобы оно защищало нас от других чудовищ — например, ваших волшебных бизнесменов — и при этом не сожрало нас с потрохами. Вот и всё.

— Выходит, вы служите чудовищу? — он приуныл, оставшись со своим королем и парой легких фигур.

— Получается, так. Но мое чудовище говорит на понятном мне языке, не строит из себя зайчика и в данный исторический период наконец занялось заботой о нас, грешных, ибо почуяло, что скоро жрать будет некого. Стадо нужно подрастить, откормить и пополнить свежими овечками и баранами… Чем я и занимаюсь. И вполне осознанно — на нашем лугу подросла зеленая травка, и пастух симпатичный и на скрипочке играет, а псы — дрессированные и кусают только самых тупых баранов, — играть роль желчного пограничника мне даже нравилось.

— Вы говорите жуткие вещи! — Луиджи Сартано видел, что проиграл, и потому расстроился, — Я требую реванша — и в беседе, и в игре. Думаю, мне удастся вас переубедить, вот только прибудем на Сипангу — и я вам там всё покажу…

А вот это было очень кстати!

— С превеликим удовольствием, доктор. Ловлю вас на слове! — аппенинец погрозил пальцем, встал со стула, забрал свою подушечку и пошел в сторону буфета.

Разбросанные по столу шахматные фигуры пришлось убирать мне.

V ГЕРМЕТИЧНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Йозеф Герлих взошел на борт в Дагоне.

Вот уж где я не мечтал оказаться и кого не планировал встретить… «Голиаф» пополнил тут запасы топлива и взял нескольких пассажиров. Со свежими продуктами в Федерации нынче было туговато, а вот со свежими газетами — полный порядок.

Не желая светиться перед таможенными чиновниками, я подождал, когда лайнер наберет ход и отчалит — и тут же выскочил на палубу в надежде первым поживиться федералистской прессой. И столкнулся нос к носу с почтенным корреспондентом «Беобахтера», от которого за версту несло Капитулом тайных операций Протектората. Он, по всей видимости, тоже был удивлен такому стечению обстоятельств, но, в отличие от меня, тушеваться не стал, приподнял свой старомодный котелок, обнажив аккуратную седую стрижку, и произнес:

— Гутен абенд! Подскажите, а где здесь буфет? Умираю от жажды!

— Да-да, буфет тут есть — на верхней палубе и ресторан — в первом классе… — я указал рукой примерные направления, не представляя, как вести себя дальше.

А Герлих представлял.

— Данке! — сказал он, снова отсалютовал котелком и направился к лестнице наверх — бодрый такой старикашка!

И вот пойми — мы с ним как бы знакомы или как бы нет? А еще Веста этот крутился тут же, тоже за прессой пришел, наверное… Он, наверное, всю эту сцену в деталях рассмотрел. А газеты я тоже взял — одну зурбаганскую и одну дагонскую. С большей охотой почитал бы имперскую прессу — тот же «Курьер», но в Федерации — стране победившей демократии и свободы — запрещать продавать и выписывать иностранные издания считалось нормой.

* * *

«ВРАГ У ВОРОТ! ГЕМАЙНЫ ОСАДИЛИ АРЛИНГТОН!» — вопили заголовки. Это значило, что архиепископ Стааль спустил коммандо с поводка. А еще — что мои парни выстояли там, в ущельях Солнечных гор и крепко дали по зубам каннибалам. Так крепко, что угроза удара в тыл Наталю со стороны людоедских племен Сахеля была ликвидирована — по крайней мере, на долгое время.

Уже стемнело, зажгли электрическое освещение, и потому я слегка передвинул стул, чтобы желтый свет лампочки попадал на газетный разворот, и принялся за чтение.

За бортом плескались океанические волны, на небе взошла луна.

— Вы так смотрели на сцену в последний раз, когда мы исполняли «Small town blues», — раздался приятный женский голос, — А теперь ваши глаза горят, когда видят заголовки о войне.

Это была Изабелла Ли собственной персоной! Я тут же вскочил с места и поприветствовал ее, и предложил место для сидения — здесь, в «шахматном клубе», было полно стульев. Честно говоря, тот факт, что певица решила заговорить со мной, сбивал с толку.

— Я подошла к вам потому, что вы единственный всегда переставали жевать и откладывали столовые приборы во время нашего выступления, — пояснила она, — Вы любите музыку и уважаете наш труд — это достойно. А я люблю шахматы. Сыграем?

— Вы выиграете, — предупредил я, — Если вас это устраивает — я с удовольствием вам проиграю.

— Можете звать меня Изабелла, — сказала она, — А победа меня вполне устроит.

И она сама принялась расставлять фигуры.