Аттестат зрелости

Вика. Ну хорошо, читайте. (Садится на скамейку.)

Валентин.

Когда-то разбилось об острые скалы
Прекрасное, юное тело Икара,
Он в небо подняться задумал, и кара
Постигла за то, что отважно искало
Мятежное сердце дорогу сквозь тучи.
Лежит его тело, разбившись о кручи,
Растаяли крылья его восковые,
Сложили легенды о нем вековые,
Сквозь сказки, и песни, и давние были
О дивном полете его не забыли…
Зачем узнавать нам о том, что он не был?
Мы верим, он взвился в холодное небо,
Разбился, слетелись на труп его грифы…
Пусть правдою станут прекрасные мифы…
Я знаю людей, современников наших,
С сердцами Икара, с его же бесстрашьем…

Нет, Вика, я не буду вам читать всего, как они летели, как достигли рекорда, как разбились, я только самый конец…

Ребята, родные в Москве вас не встретят
Цветами, улыбками, рукопожатьем,
Вас больше у старта пропеллера ветер
Горячим дыханьем своим не охватит.
В Кремлевской стене, за железной оградой,
Три новые урны построились рядом.
Столетий опять проползут вереницы,
От времени книг пожелтеют страницы,
Но память о вас никогда не угаснет,
Как память о смелых. Как память о счастье!

Вика. Как память о счастье! Хорошо…

Валентин. Я построю стратостат и поднимусь на нем, и если мы достигнем их рекорда — а может быть, поднимемся еще выше, — я приду к Кремлевской стене, поклонюсь урнам, в которых покоятся три отважных комсомольских сердца, и скажу: «Дорогие товарищи! Ваше дело довершено. Мы приняли от вас эстафету и донесли ее до финиша. Вы указали нам путь к звездам. Вы помогли обогатить советскую науку». (Смущен своим высокопарным слогом.) Что-нибудь в этом роде, попроще, конечно.

Вика(вставая). Вы прочтите мне эту поэму всю. Валентин. Вика, подождите. А вы будете на вечере? Вика. Конечно.

Валентин. А почему вы не спросите, буду ли на вечере я?

Вика. Но я же слышала, что вы сказали Клаве.

Валентин. Вика, я буду на вечере.

Вика. Вот и хорошо. До свидания. (Уходит.)

Валентин. Вика, подождите.

Вика(за сценой). До свидания…

Валентин садится на скамью, срывает ветку черемухи, нюхает ее и напевает в самом мечтательном настроении. Входит Женя.

Женя. Валька! Ты мне нужен!

Валентин(мягко). Сядь, Женя. Посмотри, какие листики.

Женя. К черту листики! Надоело мне из-за тебя упреки слышать. Совсем запустил работу.

Валентин. Женя, я прошу тебя, не говори мне сейчас ничего об этом. Ну пожалуйста, не порть мне настроение!

Женя. Это просто возмутительно! Он, изволите видеть, не желает разговаривать!

Валентин. Потом, Женя, потом. Вот мы с тобой редко наслаждаемся природой. А зря… Ты посмотри вон туда… Это только ранней весной бывает.

Женя(сердито). Что это за лирический припадок некстати?

Валентин(обнимая Женю и опрокидывая его на скамью). Женька, Женька, ах ты мой Онегин, до чего ж мне с тобой хорошо!

Женя(вырываясь). Слушай, Валька!..

Валентин. Ничего, Женечка, слушать не хочу. Почитать тебе стихи?

Женя. Я тебя решительно не понимаю. Мы должны поговорить серьезно.

Валентин. Серьезно? (Покорно.) Ну, поговорим серьезно.

Женя. Валентин, ты распустился. Как другу говорю. Ведь ты ничего не делаешь в комитете. Возьми ты себя в руки, пока не поздно..

Валентин(вскакивает в восторге, вспомнив стихи).

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые…

(Целует ветку черемухи и прижимает ее к лицу.)

Женя(поражен). Пошел ты, в самом деле… Я ему серьезно, а он…

Валентин(обнимая его). Если бы ты знал, до чего я серьезно с тобой разговариваю. Я открываю тебе самое сокровенное.

Женя. Что это на тебя нашло?