Ваня.
Ничего я не плету. Как у Евгения из «Медного всадника». Вы бы послушали, как он рассуждал о Печорине. «Человек, говорит, не может жить в одиночестве. Трагедия Печорина — в одиночестве». Ну и еще что-то в этом роде! Задали ему два-три вопроса — ответил как из пушки!Гера.
Ну, а сам-то ты ответил?Ваня.
Я? Как из пушки.Гера.
Тамара, Тамарочка! Скажите, что у нас по письменной литературе?Тамара.
Да я почем знаю!Ваня.
Вы знаете, Тамарочка, и должны по дружбе нам сказать.Тамара.
Предположим, я знаю, но я не имею права…Гера.
Формальности и предрассудки!Леня.
Мы же завтра все равно узнаем!Тамара.
Нет, правда, неудобно как-то…Гера.
Неудобно людям добро сделать?Ваня.
Неудобно только в трубе сидеть, когда печка топится.Тамара.
Ну хорошо, только…Леня.
Не беспокойтесь. Перед вами три могилы.Тамара.
Ну, смотрите.Гера подпрыгивает от радости. Входит Валентин.
Валентин.
Четыре? У меня четыре?Тамара
Валентин
быстро уходит.Ну вот! Зря я вас послушала. Не надо было ничего говорить.
Ваня.
Улыбнулась Вальке золотая медаль и ручкой издали помахала!Леня.
Как тебе не стыдно злорадствовать? У него больше шансов на золотую медаль, чем у любого из нас.Гера.
Да. Все-таки жаль Вальку.КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Грохотов.
А, Ванюша! Наконец-то! Загордился, брат, загордился. Стал начальником. Редко заходишь.Костров.
Здравствуйте, Борис Иванович. Честное слово, некогда. Через час бюро. Я, Борис Иванович, к вам посоветоваться.Грохотов.
Ты о Листовском?Костров.
Откуда вы знаете?Грохотов.
А вот вижу тебя насквозь, и все. Бывало, придет Ваня Костров на урок, сидит смирно, не шевелится, а мне уж известно, что Ванюша домашнего задания…Костров.
Не приготовил. А ведь правда! Всегда спросите, когда уроков не приготовишь. Ребята даже удивлялись. Думаю я, Борис Иванович, о Листовском. Ведь не в том задача, чтобы отбросить, а в том, чтобы исправить.Грохотов.
Это ты правильно.Костров.
Вот вы, Борис Иванович, старый большевик, опыт у вас громадный. Как бы вы поступили?Грохотов.
Тут, видишь, не об одном Листовском заботиться надо. Эта история должна воспитать и других ребят. Я бы на твоем месте…(
Валентин
Грохотов.
Ничего, ничего. Потом легче будет.Валентин.
Мне так тяжело, Борис Иванович, одному.Костров.
Одному? И это говорит комсомолец!Валентин.
Вы же исключили меня!Костров.
Во-первых, райком еще не утвердил, а во-вторых, если бы даже утвердил, так неужели бы ты перестал считать себя комсомольцем и не делал бы ничего, чтобы заслужить доверие товарищей?Валентин.
Товарищи… Даже Женя…Костров.
Даже Женя… А ты понимаешь, чего это ему стоило? И не ты ли в этом виноват?Валентин.
Мне тяжело, Борис Иванович, тяжело и стыдно, а так хотелось сейчас быть с ребятами.Костров.
Потому-то ты и пришел сюда. Ведь Борис Иванович — это ребята, школа, комсомол. Это должно было случиться.Валентин.
Что же мне теперь делать?Костров.
Перед тобой вся жизнь. Разве можно терять веру в себя из-за того, что споткнулся в начале пути? Разве мало есть товарищеских рук, готовых и наказать за дело и поддержать в беде. А ну-ка, вставай и голову выше, пожалуйста. Идем!Грохотов.
Куда ты его зовешь, Ваня?Костров.
Со мной. На бюро.Валентин.
На бюро? Сейчас?Костров.
Да. Придешь и честно расскажешь о своих ошибках. Но чтобы без твоего ложного самолюбия. Честно. По-большевистски. Понимаешь?Валентин.
Понимаю.Грохотов.
Ты, Валюша, зайди ко мне после бюро.