Аттестат зрелости

Окунь подошёл к парню, стоявшему на гранитном просторном крыльце. Парень оказался знакомым: Саня Лаптев, бегун, наравне с их Герцевым. Это именно он в прошлую спартакиаду обошёл на финише Серёжку Герцева, он и кубок по лёгкой атлетике для «девятки» получал. Но зато, и тут Окунь злорадно усмехнулся, по спортивным играм в пятый раз кубок достался им, третьей школе, и это Окуню было приятно вдвойне, ведь и он играл тогда за сборную школы в баскетбол и волейбол. А Серёжку жалко, он бы не уступил Лаптеву ни за что, если бы ему судорогой ноги не свело.

Саня Лаптев курил, картинно пуская кольца дыма через нос, увидев Окуня, кивнул:

- Привет! Чего к нам забрел?

- Сань, ты кого-нибудь из десятого «В» знаешь?

- Естественно, я сам учусь там. То есть - учился, - поправился Лаптев, улыбаясь. - А почему тебя шара наша интересует? Небось, у нас есть твоя барушка? Да?

Окуня покоробило жаргонное словечко, хотя и сам раньше именно так звал всех своих случайных знакомых девушек. Но Настю так назвать нельзя. Окунь поднялся на крыльцо, попросил Саню:

- Позови Настю Веселову, она к вам из нашей школы пришла.

- Влюбился, что ли? Она у нас недотрога, хотя и занятная девчонка, я бы сам за ней приударил, да не свободен, понимаешь. Моя глаза выцарапает и ей, и мне, - Саня громко захохотал. - И ты к Насте не клейся, дохлый номер. Ей прямая дорога в монастырь.

- Ладно трепаться, позови, я сказал! - насупился Окунь.

Лаптев поклонился, развел руками:

- Не могу, потому что, как вручили аттестаты, она ушла. Я  же говорю - дохлый номер за ней гоняться.

Окунь, ни слова не говоря, сбежал с крыльца, быстрым шагом пересёк школьный двор.

Настино окно светилось, как маяк. Окунь издалека увидел этот свет, и шёл к нему, не сводя с окна глаз, умоляя мысленно Настю не гасить раньше времени путеводный огонёк. Но сразу подняться к Насте Окунь не решился. Сел на маленькую скамеечку на детской площадке, закурил, не упуская из виду свет в Настином окне и дверь её подъезда. Потом встал и направился к дому.

Медленно, со спокойствием человека, возвращавшегося домой после долгого отсутствия, Окунь поднимался по лестнице, с удовольствием оглядывая стены со смешными детскими каракулями, двери квартир.

У Настиной двери на секунду остановился, перевёл дыхание и нажал кнопку звонка. Тот звякнул нерешительно за дверями. Окунь вновь, уже до отказа, утопил в гнезде чёрную кнопку, и звонок весело, громко затрещал на всю квартиру. Послышались торопливые шаги, обитая коричневым дерматином дверь распахнулась, на пороге стояла Настя.

- Это ты, - совсем не удивилась, пригласила. - Проходи.

- Я вообще-то на минутку, - хрипло произнёс Окунь. -

Поздравить с окончанием школы зашел.

- Спасибо. - Настя спокойно и строго улыбнулась. - Проходи, чего же ты?

- А это удобно? Поздно уже. Что мать скажет?

-Я одна. Мама с Илюшкой и бабушкой уехали в деревню.

Окунь раздумывал: войти или не войти?

Настя поняла его состояние, улыбнулась опять спокойно и уверенно. Окунь отметил, что Настя построжела, повзрослела что ли, стала как-то увереннее, проглядывало в ней что-то рябининское, упрямое и решительное. Окунь часто бывал возле дома Насти, но зайти не решался. Он чувствовал себя виноватым перед Настей, что не бился, не сопротивлялся Одуванчику и его компании, это потом он чувствовал к ним только ненависть, а страха уже не было. Пусть бы кости все переломали, легче было бы Насте в глаза смотреть. А он испугался, безропотно подчинился и этим предал Настю, обманул её.

- Ну что ты? Робкий какой стал, - вновь летучая, знакомая, почти рябининская улыбка, но теперь эта улыбка не раздражала Окуня, как раньше. - Заходи, не держать же дверь открытой.

И Окунь шагнул через порог.

Настя показала ему на комнату, где горел свет, мол, проходи, а сама ушла на кухню, оттуда потянуло слегка газом, видимо, Настя не сразу разожгла горелку.

Окунь опустился в кресло с высокой спинкой, вытянул блаженно ноги, устроился поудобнее и закрыл глаза. Хорошо...

Настя принесла на блестящем подносике две чашки и нарезанный тонкими ломтиками батон на тарелке, розетку с вареньем и вазочку с конфетами. Из чашек в ноздри пахуче ударило  кофе. Окунь раскрыл глаза, увидел, как Настя ловко расставила всё на журнальном столике между креслами. Из торшера струился мягкий зеленоватый свет. На диске проигрывателя была пластинка, звучала прозрачная, легкая музыка Моцарта. Необыкновенным уютом обволакивало Окуня.

-Я сыт, Настя...

- Знаешь, законы гостеприимства обязывают, - она отбросила прядь волос со лба.

Окунь удивился:

- У тебя новая прическа? Как это я сразу не заметил?

- Плохо смотрел, - только усмехнулась небрежно.

Настя отрастила волосы, и сейчас они лежали, стянутые на затылке, узлом. Окунь вспомнил, как она рассказывала, что до пятого класса носила косы, и как Ерошкин дёргал за косы, а Светка Рябинина лупила Ерошкина за это, и поинтересовался:

- Почему косы не заплетаешь?

- Не модно. Да ты лучше кофе пей, не задавай глупые вопросы.

- Не хочу, вот если бы холодненького чего, а? Нет у вас кваса?