Аттические ночи. Книги I - X

(5) Я также привел слова Марка Туллия, которыми он сурово и справедливо порицал глупое и пустое обилие слов: (6) «Только то не подлежало сомнению, что ни бессловесность того, кто знает дело, но не в состоянии объяснить его словами, ни неосведомленность того, которому знания дела не хватает, а в словах же нет недостатка, не достойны похвалы; если бы из них нужно было выбрать одно, я бы, право, предпочел не имеющую дара слова мудрость глупой говорливости». [210] (7) Также в первой книге [сочинения] «Об ораторе» он поместил такие слова: «Ведь что безумнее, чем пустой звук слов, пусть наилучших и самых изящных, когда [в них] не вложено никакого смысла и знания?» [211] (8) Но особенно яростным гонителем этого порока является Марк Катон. (9) Ведь в речи под названием «Если бы народный трибун Целий был привлечен к ответственности» он говорит: «Никогда не молчит тот, кем овладевает болезнь говорения, подобно тому как пораженным сонной болезнью — [желание] пить (bibendi) [212] и спать. Потому что если вы не придете, когда он приказывает собраться, то жаждущий речи наймет того, кто будет внимательно слушать. Итак, слушайте, но не внимая, так, словно это торговец лечебными снадобьями. Ведь его слова выслушивают, но никто не доверит ему себя, если болен». [213] (10) Тот же Катон в той же самой речи, порицая низменность не только речей того же трибуна Целия, но даже [его] молчания, говорит: «кусочком хлеба можно купить и его молчание, и речь». [214] (11) И вполне заслуженно Гомер Терсита [215] одного из всех называет α̉μετροεπη̃ς (не знающим меры в словах) [216] и α̉κριτόμυθος (не выбирающим, что сказать), [217] и говорит, что слова его многочисленны и ά̉κοσμα (беспорядочны), [218] подобно нестройно кричащим галкам. Ведь что иное означает ε̉κολώα (отрезанный, отрубленный)? [219]

(12) Также и стих Эвполида [220] совершенно определенно сложен о людях этого рода:

Болтать хорош, но говорить не может; [221]

(13) желая воспроизвести это, наш Саллюстий [222] пишет так: «скорее говорлив, — говорит он, — чем красноречив». [223]

(14) Вот почему Гесиод, [224] мудрейший из поэтов, говорит, что речь следует не делать общедоступной, но скрывать, словно сокровище, и в ее раскрытии — великое благо, если она скромна, умеренна и мелодична:

Сокровище языка — лучшее у людей,
Милость, которую больше всего берегут,
Если она в меру.
А наибольшая приятность [состоит]
в умеренной бережливости. [225]

(15) Весьма искусен также этот [стих] Эпихарма183:

И говорить ты не будешь способен,
но и молчать бессилен, [226]

откуда, наверное, взято следующее: «кто, когда не мог говорить, не сумел и промолчать».

(17) Я слышал, как Фаворин говорил, что следующие стихи Еврипида: [227]

Невзнузданных речей
И беззаконной глупости
Конец — несчастье [228]

следует понимать как сказанные не столько о тех, которые говорят нечестивое и недостойное, сколько, пожалуй, в наибольшей степени о людях, болтающих глупо и без меры, речь которых столь расточительна и необузданна, что постоянно разливается и бурлит совершенно отвратительным потоком слов, каковой род людей греки называют весьма выразительным словом κατάγλοσσοι (противные языку). [229] (18) От его близкого знакомого, ученого мужа, я узнал, что Валерий Проб, [230] прославленный грамматик, незадолго до того, как ушел из жизни, стал читать таким образом знаменитую [фразу] Саллюстия: «достаточно красноречия (satis eloquentiae), мало благоразумия» [231] и утверждал, что так она оставлена Саллюстием: «достаточно говорливости (satis loquentiae), мало благоразумия», поскольку loquentia (говорливость) [232] более всего подобает Саллюстию, обновителю слов, [a] eloquentia (красноречие) менее всего согласуется с неразумностью.

(19) С другой стороны, подобную же говорливость и скопище слов, безмерное своей бессодержательной величиной, остроумнейший поэт Аристофан [233] замечательными словами заклеймил позором в следующих стихах:

Человека, дико поступающего, своевольно говорящего
имеющего необузданный, не умеющий сдерживать себя язык
и не запертые воротами уста вокруг да около болтающего, со скрежетом зубов
блестяще говорящего. [234]

и не менее выразительно также и наши древние называли этот род людей, склонных к болтовне locutuleius (говорун, болтун), [235] blatero (пустомеля), [236] linguax (болтливый, говорливый).

Глава 16