Аттические ночи. Книги I - X

(1) Правовед Сервий Сульпиций по непонятной мне причине написал во второй книге [своего сочинения] „Об отказах от священнослужения“, что testamentum — слово, составленное из двух; [1444] (2) ведь он утверждал, что оно является сложным из „свидетельства разума“ (a mentis contestatione). [1445] (3) Так значит ли, что calciamentum (обувь), paludamentum (военный плащ), pavimentum (утрамбованный пол), vestimentum (одежда), и тысячу других [слов], имеющих такую же форму, [значит ли, что] все эти [слова] мы также назовем сложными? (4) Но кажется, Сервия или того, кто первым сказал это, обмануло ложное, но не совсем бессмысленное и нелепое [предположение о том, что] в этом слове есть некоторое значение [со смыслом] „разум“ (mens), как, клянусь, обмануло такое же сочетание Требация. [1446] (5) Ведь во второй книге [сочинения] „О богослужебных обрядах“ он говорит: „Sacellum — это небольшое место с алтарем, посвященное божеству“. [1447] (6) Далее он добавляет следующее: „Я полагаю, что sacellum сложено из двух слов sacer (священный) и cella (внутреннее помещение храма), так сказать, sacra cella“. [1448] Именно так и написал Требаций, но кто же не знает, что sacellum — простое слово и представляет собой не сочетание sacer и cella, но уменьшительное от sacer?

Глава 13

О незначительных вопросах под названием „застольных“ (sympoticae), обсуждавшихся за обедом у философа Тавра

(1) В Афинах [люди], наиболее близкие к философу Тавру, [1449] соблюдали и хранили такой [обычай]: (2) когда он приглашал нас к себе домой, мы приходили, как говорится, не совсем с пустыми руками (immunes), принося к скромному застолью не лакомства, но остроумные вопросы. (3) Итак, каждый из нас приходил, придумав и подготовившись, что спросить, и конец пиршества становился началом беседы. (4) Однако обсуждали мы не серьезные и внушающие почтение вопросы, а различные ε̉νθυμήματα (умствования), [1450] остроумные, незначительные и веселящие подбодренный вином дух; почти таков и изысканной забавности [вопрос], о котором я собираюсь сказать.

(5) Было спрошено: когда умирающий умирает: когда он уже пребывает в смерти или когда еще в жизни? Когда встающий встает: когда уже поднялся или когда еще сидит? А тот, кто обучается искусству, в какой момент становится художником: когда уже является [им] или когда еще нет? (6) Ведь какой из этих двух [ответов] ни назовешь, будет нелепо и смешно, и еще нелепее окажется, если скажешь и то и другое или ни то ни другое.

(7) Но когда некоторые стали утверждать, что все это пустые и бессмысленные софизмы, Тавр сказал: „Не отвергайте эту будто бы пустяковую забаву. (8) Почтеннейшие философы серьезно исследовали этот вопрос: одни полагали, что о смерти можно говорить и происходит она в тот момент, когда еще продолжается жизнь, другие не оставили в этом моменте места для жизни и все то, что называется умирать, причислили к смерти; (9) также и в прочих подобных [вопросах] они разошлись, [высказывая] противоположные суждения о различных временах. [1451] (10) Но наш Платон, — сказал он, — не соотнес этот миг ни с жизнью, ни со смертью, и таким же образом рассудил и во всяком споре о подобных вещах. (11) Ведь споря как с одними, так и с другими, он увидел, что из двух противоположностей одна не может становиться, пока другая пребывает, и что вопрос ставится о смежности различающихся между собой границ жизни и смерти, и отсюда он придумал и обозначил некое другое, новое в смежности время, назвав его собственными, [еще] не использованными словами η̉ ε̉ξαίφνη φύσις (внезапная природа), [1452] а то, что я говорю, в изложении Платона вы найдете в книге под названием „Парменид““. [1453]

(12) Таковы были приношения на пир у Тавра и такого рода были десерты, которые он обычно называл τραγημάτια (десерты).

Глава 14

О трех причинах для наказания за провинности, выделенных философами; и почему Платон упоминает две из них, а не три