Аттические ночи. Книги XI - XX

(19) Однако же, несмотря на то сколь тщательно и строго мудрейшими людьми определено, что является кражей, я не считаю нужным оставить без внимания следующее: пусть никто не думает, что вором является только тот, кто незаметно берет или тайно уносит. (20) У Сабина во второй книге «Гражданского права» есть следующие слова: «Кто покусился на чужое имущество, хотя должен был осознавать, что поступает вопреки воле владельца, считается вором». [104] (21) У него же в другой главе: «Кто поднял брошенное [105] чужое [имущество] с целью получения прибыли, обвиняется в краже вне зависимости от того, знал он, чье это имущество, или нет». [106]

(22) Вот что написал сам Сабин в той [книге], о которой я только что сказал, насчет краж вещей. (23) Однако мы должны помнить в соответствии с тем, что я написал выше, что кража может произойти и без того, чтобы брать [чужое], когда только разум и душа допускают ее совершение. (24) Вот почему Сабин говорит, что не сомневается в том, что следует осудить за воровство господина, приказавшего своему рабу совершить кражу. [107]

Книга XII

Глава 1

Рассуждение философа Фаворина, которым он старается убедить знатную женщину не отдавать рожденных ею детей кормилице, но вскармливать своим собственным молоком [108]

(1) Однажды в нашем присутствии философу Фаворину [109] передали, что жена одного из его слушателей и последователей совсем недавно родила и [семья его] пополнилась новорожденным сыном. (2) Фаворин сказал: «Пойдемте посмотрим на роженицу [110] и поздравим отца». (3) Тот был сенаторского сословия, из знатного рода. Мы последовали за Фаворином к дому, к которому он направился, и вошли вместе с ним одновременно. (4) Тогда в первой комнате он обнял хозяина, поздравил его и сел. И когда Фаворин расспросил, сколь долго длились роды и сколь болезненны были схватки, и узнал, что молодая женщина, обессиленная родами и бессонницей, заснула, то начал говорить более обстоятельно. Он сказал: «Я ничуть не сомневаюсь, что сына она будет кормить своим молоком». (5) Однако когда мать молодой женщины стала говорить ему о том, что следует ее поберечь и нанять для сына кормилиц, чтобы не добавлять к страданиям, которые она перенесла при родах, тяжкие и трудные обязанности кормления, Фаворин сказал: «Прошу тебя, женщина, позволь ей быть матерью своему сыну полностью и целиком. (6) Ибо разве не противно природе быть матерью не до конца, а наполовину — произвести на свет ребенка и тут же его бросить? Вскормить в чреве своей кровью некое существо, которое еще не видела, а теперь не кормить своим молоком того, кого можно видеть, — уже живого, уже человека, с плачем взывающего к материнскому долгу? (7) Или ты думаешь, — сказал он, — что природа дала женщинам грудные соски как своего рода изящные родимые пятнышки не для того, чтобы кормить детей, а ради украшения груди? (8) Так, конечно же, к вам это не относится, многие подобные странные женщины стремятся иссушить и угасить этот священнейший источник человеческого тела, кормилицу рода людского, несмотря на опасность свертывания и порчи молока, словно [боясь] лишиться признаков красоты. Они делают это с тем же безрассудством, с каким они же при помощи преступных приемов добиваются того, чтобы плод, зачатый в их теле, родился преждевременно, дабы кожа живота не покрылась складками и не отвисла от тяжести ноши и труда родов. (9) Раз достойно общественного проклятия и всеобщей ненависти, что в то самое время, когда человек формируется и наделяется душой, он умерщвляется в самих руках природы-созидательницы, сколь же мало отстоит от этого [желание] лишить уже приобретшего облик, уже родившегося сына питания своей собственной, уже известной [ему] кровью.