Аттила

Немного поколебавшись, капитан все же приказал ставить весла, и они погребли в туман. Тишина пугала, единственный звук исходил от весел, медленно погружавшихся в воду. Они вошли в участок, где туман был более редким, и Люций разглядел несчастного впередсмотрящего на марсовой площадке, высоко над палубой. Потом туман снова сгустился, и матрос исчез из вида, как птица и облаках.

Но наконец туман сделался реже, а потом растаял совсем, и тогда пошел дождь. Гамалиэль и Люций спрятались в каюте, над которой была туго натянута парусина, и капли дождя бешено барабанили по ней. Опять поднялся ветер, на этот раз с запада. Капитан приказал распустить паруса, и они понеслись вперед сквозь хлещущий дождь. Сквозь пелену воды не было видно никаких других судов, враждебных или дружеских.

Ближе к вечеру дождь стал затихать, прекратился совсем, и выглянуло солнце. Впередсмотрящий на марсовой площадке снял с себя одежду и развесил ее по краям бочки для просушки. Он вглядывался в горизонт.

Ничего. Хотя на востоке тучи все еще висят низко на горизонте и…

Он уже натягивал на себя одежду, когда заметил на восточном горизонте цветное пятнышко. Он напряг зрение. Миль десять, а то и больше. Нет, меньше. Он заметил его поздновато — глаза устали. Яркий парус, темный корпус, и идут прямо на них. Боясь гнева капитана, он все же свесился из бочки и крикнул:

— Парус слева на четверть румба.

Капитан всмотрелся.

— Далеко?

— Шесть миль. И приближается.

— Если ты спишь на вахте, матрос, — загрохотал капитан, с впечатляющей скоростью впадая в гнев, — плетка прогуляется по твоей спине быстрее, чем ты успеешь сплюнуть!

— Я не спал, капитан, нет!

Люций и Гамалиэль снова вышли на палубу. Люций посмотрел в море. С палубы казалось, что далекий корабль все еще на горизонте.

— В чем дело? — спросил он.

Капитан сплюнул.

— Неприятности. Вечно паршивые неприятности.

Парус надувался ветром. Капитан приказал лечь на левый борт, и парус привели к ветру.

— Клянусь яйцами Юпитера! — зарычал капитан.

— Пурпурный парус! — крикнул впередсмотрящий.

— Было время, — сердито пожаловался капитан своим пассажирам, — когда пурпурный парус означал римское судно. А сейчас он может означать любую чертовщину. Богатые дамы носят парики, как шлюхи, корабли ходят под пурпурными парусами, а римский император, насколько мне известно, носит паршивые желтые трусы.

Люций хотел сделать замечание старому грубияну, но передумал. Какое отношение к его нынешним заботам имеет достоинство императора? Кроме того, любой капитан — император на борту своего корабля, и это известно даже сухопутным крысам.

— Рулевые! — заорал капитан. — Три румба влево и держи ровно. Выбирай шкоты с правого борта!

Оба громадных рулевых с выпирающими на руках, мышцами (от напряжения, потому что приходилось разворачивать судно под полными парусами), навалились на рулевое управление. Широкие кожаные ремни скрипели от их усилий.

Несколько матросов выбирали шкоты с правого борта и громоздкое торговое судно медленно, мучительно поворачивало налево. Капитан рявкал, отдавая приказы, и наконец Gwyddo Ariana оказался почти под прямым углом к ветру. Сильнее он повернуть не мог.

Впередсмотрящий видел, как пурпурный парус тоже поворачивает на правый борт, и делал он это намного быстрее. Темный корпус — теперь он это хорошо видел — был низким и узким. Оба корабля плыли параллельно, на север. Матрос потрогал свой кинжал с костяной рукояткой.

Люций спросил:

— Что, пурпурные паруса нынче в моде?

— Не так заметны, как белые, — отрезал капитан. — Пурпур помогает пиратам подойти очень близко.

— Вы же не знаете наверняка, пираты ли это.

— Ну да, и я не знаю наверняка, трахал ли мой папочка мамочку. Но готов побиться об заклад, что так оно и было. — Он отошел в сторону. — Палубные, готовь весла по правому борту. И быстро, черт вас возьми!

Оставшиеся шесть членов команды повиновались, вставили весла в шесть грубых отверстий в балке, возвышавшейся над палубой всего на несколько дюймов. Вместо специальных гребных скамеек, какие бывают на военных судах или галерах, на этой старой лоханке были только вбитые в палубу планки для упора. Тощие на вид матросы привязали босые ноги к планкам и замахали веслами.

Судно свернуло с курса — но приближающийся корабль сделал то же самое. Капитан снова выругался.

— Мы идем… — начал Люций.

— К вратам Гадеса, — прорычал капитан.

— Ты слишком много ругаешься, — произнес спокойный, низкий голос за спиной. — Кроме того, мой друг задал тебе вопрос. Мне кажется, тебе должно хватить учтивости, чтобы дать ему простой ответ без излишних многословных добавлений и объяснить ему, куда мы направляемся.

Капитан ошарашенно обернулся, увидел старика с бородой, как у священника, и решительным взглядом, и недовольно буркнул Люцию:

— Мы направляемся назад к побережью Британии, к порту Леманис, если сумеем добраться туда раньше наших дружелюбных гостей…

Его прервал резкий крен судна — парус больше не раздувался, а бешено хлопал, потому что ветер сменился и дул теперь прямо с левого борта.